ЦИКЛИЧНОСТЬ
// Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1980. - Т. 2. - С.620-621.
ЦИКЛИЧНОСТЬ, понятие,
используемое в теоретическом
анализе мифологии, характеризующее
специфику мифологической
концепции времени и истории. В
наиболее стройном и законченном
виде теория Ц. представлена в книге
М. Элиаде «Миф вечного возвращения:
архетипы и повторение». Ц. в
примитивном обществе
рассматривается им как такое
представление о времени, которое
организует жизнь коллектива
посредством ритуалов. Жизнь
первобытного общества, как и более
развитого - земледельческого
определяется природными и
биологическими циклами,
регулярными повторениями
биокосмических ритмов, отражёнными
в обрядовой практике.
Соответственно этому и время, «история»
членится на замкнутые циклы (см. Календарь).
Время ритуала повторяет, по Элиаде,
мифическое время «начала» (см. Время мифическое);
мифическое прошлое определяет
повседневную жизнь коллектива и
индивидуума. Регенерация времени
осуществляется не только ритуально
и коллективно, но также
индивидуально: освоение новой
земли повторяет сотворение космоса из хаоса, каждая
война - архетипическую битву
предков или богов, страдание
невиновного - страсти бога
вегетации, всякая смерть - смерть
первого человека, а брак - брак
первой супружеской пары. В
мифологическом сознании
существует только настоящее,
однако чрезвычайно ёмкое: в
настоящем повторяется прошлое; в
будущем - настоящее. В этой теории
тотальной Ц. как первобытной
концепции времени Элиаде делает
одну уступку линейности: он
признает заложенную в Ц. идею
движения вспять, в сторону регресса,
деградации по сравнению с «началом»;
ритуал, особенно акт космотворения,
призван уничтожить
деградировавший мир и воссоздать
изначальный (см. в ст. Космогонические
мифы, Космос,
Праздник).
Английский мифолог Э. Лич предложил
другой, нежели круг или цикл, образ
архаического чувства времени -
маятник, качание между двумя
полюсами: ночью и днём, жизнью и
смертью. Можно добавить к этому и
пару «старое» (мифическое) и «новое»
(эмпирическое) время. Таким образом
получается, что в самых первых
представлениях о времени и «истории»
присутствует что-то вроде
линейности, хотя и очень условной,
легко переходящей в Ц., как,
например, в индуистской мифологии,
где дихотомия жизнь-смерть
преобразована в сансарическую (см. Сансара)
цепь смертей и рождений, образующую
«колесо дхармы». Этиологизм
мифологического повествования, как
его существеннейшая
характеристика, также
подразумевает некую линейность:
мифическое прошлое есть «причина»
ныне существующих вещей, людей и
положений, а значит из прошлого в
настоящее направлен некий вектор.
Представление о временном («историческом»)
цикле получает законченность,
отчётливость и выявленность в
развитых мифологиях, а ещё более в
мифологизированных спекуляциях
мыслителей древности, в рефлексии
по поводу мифа. Архаическая
мифология, сливая природу и
общество, описывала жизнь
человеческого коллектива, его «историю»
в терминах космогонии. А первые
исторические представления об
истории не имели другого образа,
кроме модели природного
круговорота. Однако, чтобы стать
подлинной историей, представление
о времени должно было сначала
заменить один, вечно повторяющийся
круг серией циклов, эпох, эонов,
следующих друг за другом и часто
отделяемых мировыми катастрофами,
периодическим возвращением хаоса.
Картина целой иерархии космических
циклов (юга, пралая и т. п.),
объединяющихся в огромное целое,
разрабатывалась индуизмом уже в
ведах. Жрецы майя с необыкновенной
скрупулезностью выстраивали свою
систему циклов, обнимающую
миллионы лет. Один из первых
историков древнего Востока Берос
создал учение о Великом Годе мира (хотя
вавилонской мифологии была чужда
идея Ц., в ней не удаётся обнаружить
каких-либо точно очерченных циклов).
Зерваниты (см. Зерван) также
учили о периодической гибели-возрождении
природы и человечества. В
германской мифологии существовало
представление о рагнарёк -
конце и последующем возрождении
мира.
Мифологические идеи Ц. оказали
большое влияние на развитие
философской и религиозной мысли.
Первые философские (досократические)
космогонии в основном учили о
рождении и гибели космоса,
различаясь лишь в деталях описаний
того, как создается космос, от чего
и каким образом он гибнет. Как
сообщает Порфирий (Porphyr. Vit. Pyth. 19),
Пифагор считал, что на свете нет
ничего нового и все рождённое вновь
через какой-то срок рождается.
Учение о бесконечном и точном до
деталей повторении после
периодически наступающего
воспламенения космоса того же
самого мира, с теми же людьми и
событиями создавали стоики. В
формах индивидуального
мифотворчества Платон осмысливал
историю как круговое движение,
подобное движению небесных тел и
вращению всего космоса (в диалогах
«Федр», «Политик», «Тимей»).
Платоновское учение о мировых
катастрофах, служащих очищению
человека, некоторые учёные считают
заимствованным в западносемитской
или иранской мифологии.
Платоновский миф об отклонении от
идеального вращения, сообщаемого
космосу демиургом («Политик», 269е-272а),
содержит экспликацию характерной и
для примитивной ритуальной Ц. идеи
возвращения мира к идеальному
начальному состоянию, без чего
космосу и человеку грозит гибель.
Зарождение историзма, признание
уникальности исторических событий
и линейной направленности
исторического процесса в иудаизме (мессианизм,
пророки), маздаизме и христианстве
возникало как идея конечности
истории. Христианство заимствует
старый сценарий страстей бога и его
воскрешения (см. Умирающий и
воскресающий бог), а вместе с ним
и всего космоса, но лишает его
периодической повторяемости. Даже
при известном повторении ряда
периодов, эонов (Лактанций, Ориген,
Иоахим Флорский и др.) мир в конце
концов погружается в хаос (апокалипсис),
чтобы затем воскреснуть в
трансценденции, где нет времени и
истории. Хотя ток времени имеет
направленность и предполагает
однократное и окончательное
уничтожение истории, это
уничтожение все же мыслится
возвращением в вечность, так что
отдаленно идея Ц. сказывается и
здесь. (См. также ст. История и
мифы, Эсхатологические
мифы.)
Лит.:
Аверинцев С. С., Порядок космоса и
порядок истории в мировоззрении
раннего средневековья (Общие
замечания), в сб.: Античность и
Византия, М., 1975; Гуревич А. Я.,
Категории средневековой культуры,
М., 1972;
Клочков И. С., Восприятие времени в
древней Месопотамии, «Народы Азии и
Африки», 1980, № 2; Конрад Н. И., Полибий
и Сыма Цянь, в его кн.: Запад и Восток.
2 изд.. М., 1972; Лосев А. Ф.,
Историческое время в культуре
классической Греции (Платон и
Аристотель), в сб.: История
философии и вопросы культуры, М.. 1975;
Мелетинский Е. М., Поэтика мифа, М..
1976; Токарев С. А., Четыре основные
концепции исторического процесса,
в кн.: Древняя Русь и славяне, М.. 1978;
Топоров В. Н.. О космологических
источниках раннеисторических
описаний, в кн.: Труды по знаковым
системам, т. 6, Тарту, 1973; Hartley Burr
Alexander, Le cercle du monde, Traduit de 1'anglais, P., 1962;
его же, The world's rim. Great mysteries of the north
American Indians, Lincoln, 1953; Benveniste Е., Expression
indo-europeenne de 1'eternite», «Bulletin de la Societe de
Linguistique de Paris», 1937, v. 38;
Bidez J., Eos ou Platon et 1'Orient, Brux., 1945; Boer W. den,
Graeco-Roman Historiography in its Relation to Biblical and
Modern Thinking, «History and Theory, 1968, v. 7, № 1;
Carcopino J., Virgile et le mystere de la IVe eglogue, P., 1943;
Eisler R., Das Fest des «Geburtstages der Zeit» in Nordarabien,
«Archiv fur Religionswissenschaft», 1912, Bd. 15; E1iade M„
Le myth de 1'eternel retour: archetypes et repetition. P., 1949;
Goldschmidt V., Le systeme stoicien et 1'idee du temps. P.,
1909;
Groningen B. A. van. In the grip of the past. Essay on an aspect
of Greek thought, Leyden. 1953; Нubaux J., Les grands mythee de
Rome, P., 1945; Hubert Н., Mauss М., Etude sommaire de la
representation du temps dans la religion et la magie, в их
кн.: Melanges d'histoire des religions, P., 1909; Onians R. В.,
The origins of European thought about the doby, the mind, the
soul, the world, time and fate, Camb., 1954; Re у А., Le retour
eternel et la philosophic de la physique, P., 1927; Stegemann
V., Astrologie und Universalgeschichte. Studien und
Interpretationen zu den Dionysiaka des Nonnos von Panopolis, В.-Lpz.,
1930; Toynbee A., An historian's approach to religion, Oxf.,
1956.