1. В настоящее время науке известны, по-видимому, все типы языков, существующих на земле, причем отдельные представители этих типов изучены достаточно глубоко и всесторонне. Этот факт является одной из объективных причин повышения интереса к выявлению универсальных свойств языков. Но не меньшее значение имеет другая причина, пока что никак не отмеченная в лингвистической литературе. Речь идет о некоторых специфических следствиях применения структурных методов к исследованию языковых явлений.

Нет нужды напоминать, что наиболее выдающиеся достижения лингвистики последнего времени проводились прежде всего под флагом структурализма и что первой заповедью структурализма является подход к языку как к системе. Однако далеко не для всех очевидно, что, несмотря на ряд методологических расхождений между различными школами структурализма, представители почти всех школ едины в том, что отождествляют понятие системы с понятием структуры, после чего исследование языка как системы фактически сводится к исследованию структурной модели этой системы. Такое направление чрезвычайно плодотворно и, может быть, как часто подчеркивается, действительно является единственно научным, но лишь при условии, что субстантные свойства системы, выраженные в структурных терминах, также отражаются в структурной модели.

Однако поскольку со времен Ф. де Соссюра и особенно Л. Ельмслева субстанция объявляется чем-то внешним и случайным по отношению к языку, современные структурные методы, гарантируя недоступную ранее экономность и строгость описания взаимосвязей между элементами языка, исчерпывают на этом свои возможности, оказываясь бессильными при объяснении того, что является причиной наблюдаемых и описываемых структурных особенностей конкретного языка или языкового типа. В языковых структурах постоянно обнаруживаются различные асимметричности и «пустые клетки», в той или иной мере обусловленные субстантными особенностями языка. И тогда единственным способом введения этих явлений в общую лингвистическую теорию остается констатация степени универсальности, распространенности этих явлений среди всех языков мира или в пределах определенных типологических или ареальных языковых групп.

В данной статье продолжается развитие принципов не структурной, а системной лингвистики. Так как работы в этом направлении еще не известны широкому кругу языковедов ¹, то предварительно будут перечислены важнейшие характеристики систем вообще и выявлены специфические характеристики языковых систем. После этого будет показано, что с позиций собственно системного анализа легче подойти к пониманию природы языковых универсалий.
 

2. Система — это любое сложное единство, в котором могут быть выделены составные части — элементы, а также и схема связей или отношений между элементами — структура. В этом смысле язык является, безусловно, системой, причем структура, при таком понимании, — это лишь одна из важнейших характеристик системы, но отнюдь не сама система. Другой, не менее важной характеристикой любой реальной системы, в том числе и языка, является субстанция, в которую воплощена эта система.

Следует еще отметить, что язык входит в конкретную разновидность систем, которые называются адаптивными (самонастраивающимися). Адаптивные системы возникают или создаются для выполнения определенной функции, называемой общей функцией системы. Самонастраивание языка происходит стихийно, в процессе «естественного отбора» — неосознанного предпочтения говорящими одних языковых средств другим. Как всякая самонастраивающаяся система, язык имеет многоярусную иерархическую структуру, включающую внутриярусные, межъярусные и различные перекрестные связи, причем как целое язык сам представляет собой элемент некоторой системы сверхвысокого яруса (т.е. надсистемы).

Каждый класс систем имеет некоторые специфические характеристики, отличающие его от других классов. Для самонастраивающихся систем такой характеристикой служит прежде всего главный способ функционирования, в рамках которого в процессе адаптации происходит отбор вариантов структуры, обеспечивающей выполнение главной функции, и отбор вариантов субстанции, наиболее подходящей для воплощения конкретного структурного образования. При такой адаптации на выборе структуры сказываются те субстантные ограничения, в пределах которых функционирует система, в результате чего обеспечивается высокая эффективность функционирования системы, так как структура оказывается оптимальным способом подогнанной к субстанции, в которую эта структура воплощена, и из наличной субстанции для воплощения этой структуры оказывается использованной лишь наиболее подходящая. При другом главном способе функционирования эффективность системы достигается за счет использования уже несколько иных структурных особенностей и иных характеристик субстанции.

Таким образом, главный способ функционирования служит тем обобщенным критерием, тем параметром, на основании которого складываются наиболее оптимальные соотношения между особенностями структуры и особенностями субстанции системы. Главный способ функционирования, как важное новое понятие, требует терминологического оформления. Его можно назвать, например, «оптимизирующий параметр» системы. Но поскольку наличие того или иного оптимизирующего параметра сказывается в конечном счете на структурных и субстантных особенностях системы, то он может рассматриваться также как ее главная, доминирующая характеристика. Поэтому сущность нового понятия лучше отражается в термине не «оптимизирующий параметр», а «доминанта» системы. Но наиболее подходящим кратким термином для названия главного способа функционирования следует признать, по-видимому, термин «детерминанта», так как смысл этого термина меньше всего расходится с его значением, и те разнообразные ассоциации, которые возникают в сознании человека, когда он встречается со словом «детерминанта», фактически лишь оттеняют различные грани того, что понимается под главным способом функционирования. Детерминанта — это и важнейшая, определяющая характеристика системы, и показатель того, что все в системе не случайно, предопределено, взаимно согласовано, системно взаимосвязано. Не противоречит смыслу термина «детерминанта» и ассоциация с понятием «детерминированность», а также близость к математическому термину «детерминант», с помощью которого находятся значения неизвестных, отвечающие большому числу требований. Наконец, и по значению, и по звучанию термин «детерминанта» остается близким к термину «доминанта».

Конечно, детерминанта — понятие новое не только в лингвистике. Даже в общей теории систем оно только начинает укрепляться. Но тем не менее на существование детерминанты указывал, пусть еще не в достаточно четкой форме, и Гумбольдт, когда он говорил о «духе языка», и Сепир, когда он заявлял, что каждому языку присущ свой «покрой», свой неповторимый «чертеж», который является «реальным и наисущественнейшим началом в жизни языка» ². Правда, структуралисты не понимают всей глубины этих замечаний и либо вообще не придают им значения, либо истолковывают их как указание на то, что каждый язык имеет свою специфическую структуру ³. С нашей же точки зрения, речь идет о специфической детерминанте, специфическом способе функционирования, а особенность конкретной структуры языка, так же как и особенность той субстанции, в которую воплощена структура, — это лишь следствия самонастраивания языка по данной конкретной детерминанте ⁴.

Собственно о различных детерминантах языков говорит и Соссюр, когда он замечает, что одни языки развиваются по пути максимальной лексикализации, а другие — наоборот, по пути максимальной грамматикализации ⁵. Однако дальнейшего развития этих положений у Соссюра мы не находим, так как анализ субстанции, совершенно необходимый при системном, детерминантом подходе к языку, объявляется Соссюром не лингвистической проблемой.

Смена детерминанты (причины которой могут быть установлены лишь на втором этапе системного анализа, после того как хорошо изученные языковые системы рассматриваются как элементы надсистемы) приводит к перестройке и структуры, и субстанции языка. Однако оптимальность языковой системы, когда она оптимизирована по некоторой конкретной детерминанте, сама является консервирующим фактором, противодействующим в течение сотен и тысяч лет существенным перестройкам структуры и субстанции языка.
 

3. Язык, являясь адаптивной системой, принадлежит к разновидности кодирующих систем. Под кодирующими системами мы будем понимать устройство с определенной структурой, способное иметь возбужденные подструктуры в пределах этой структуры, когда возбуждаются входные элементы системы ⁶. Если при этом каждой комбинации возбужденных входных элементов благодаря наличию структуры связи между входными и выходными элементами (т.е. благодаря наличию кода) однозначно соответствуют комбинации возбуждений выходных элементов, то такое кодирующее устройство может рассматриваться как идеальное, обеспечивающее преобразование информации без потерь.

С позиций изложенных представлений о сущности языка и рассматривается далее проблема языковых универсалий.

Обычно под универсалиями понимают языковые факты и явления, обнаруживаемые во всех языках или в достаточно представительных группах языков, при этом, как правило, даже не ставится вопрос о том, в силу каких причин в языках, вообще не взаимодействующих друг с другом, закрепляются и развиваются аналогичные явления и приемы функционирования. Такое положение свидетельствует о том, что та отрасль лингвистики, которая занимается изучением языковых универсалий, представляет собой пока лишь описательную, фактологическую дисциплину.

В данной статье не ставится задача обогатить коллекцию универсалий несколькими экземплярами новых универсальных языковых явлений. Предпринята более серьезная попытка: исходя из представлений о языке как об адаптивной кодирующей системе, выявить те внутренние рычаги, те глубинные причины и условия, внешним необходимым следствием которых являются обычно фиксируемые универсалии. Эти глубинные причины, общие для всех языков, также могут называться универсалиями, но фактически — это универсалии более высокого ранга, так сказать «универсалии по отношению к универсалиям».

Поскольку общая функция языка как кодовой системы — это прежде всего способность быть посредником между двумя динамическими системами (между сознаниями собеседников) и отражать в кодовых (речевых) посылках изменения в структуре передающей системы (т.е. в сознании говорящего) для приведения в аналогичное состояние принимающую систему (сознание слушающего), то важнейшим требованием к речевой субстанции является ее способность надежно отражать различие и изменение в структуре передающей системы. Уже из этого требования с учетом иерархичности свойств субстанции к выполнению частных функций следуют с необходимостью основные универсальные свойства языков. Оптимальность адаптивной системы достигается, в частности, тем, что для элементов кодовых посылок с наиболее важными функциями используется наиболее надежно функционирующая (из числа допустимых при данной детерминанте) субстанция. После этого в случае необходимости используется следующая по рангу надежности субстанция и т.д. Иными словами, менее надежное не используется, пока не исчерпаны более надежные возможности.

Справедливость этой глубинной универсальной закономерности для адаптивных систем можно проиллюстрировать большим количеством лингвистических примеров, представляющих «внешние универсалии». Рассмотрим простейшие. Передача сигналов от одного собеседника к другому может осуществляться различными способами, например, с помощью непосредственных соприкосновений собеседников или за счет передачи вкусовых раздражений, запахов, цветовых и световых образов и, наконец, с помощью звуков. Вкусовые признаки и запахи распространяются чрезвычайно медленно, не могут достаточно быстро варьироваться во времени, поэтому по чисто техническим причинам общение между людьми не может основываться на этих типах сигналов как на основных средствах коммуникации. Соприкосновения связаны с очень сильными ограничениями расстояний, через которые может передаваться сообщение, необходимостью отрываться от производственных ручных операций и т.п. Зрительные сигналы обеспечивают и высокую скорость передачи, и преодоление больших расстояний, но лишь при условии, что на пути прямой видимости между собеседниками нет никаких непрозрачных предметов, а основное средство создания зрительных сигналов — руки — тоже ничем не заняты. Звуковые сигналы не накладывают этих ограничений, мало чем уступая световым по остальным характеристикам. Это и является причиной такого универсального свойства языков, что все они в первую очередь основаны на передаче звуковых сигналов и, следовательно, на использовании артикуляционно-акустических способов кодирования и декодирования. Такова важнейшая субстантная универсалия человеческих языков.

Даже Соссюр, сформулировавший принцип произвольности и, следовательно, независимости языкового знака от субстанции, в данном вопросе вынужден признать наличие такой зависимости. Он говорит, например, что неверно, «будто наш выбор лишь случайно остановился на так называемых органах речи: ведь он до некоторой степени был нам навязан природой» ⁷. Правда, последователи Соссюра, не столько углубляющие, сколько упрощающие его идеи, стараются и в этом пункте остаться ортодоксальными соссюрианцами, утверждая, что выбор звуковой субстанции для «манифестации» всех языков человечества — это чистый случай. Так, Л. Ельмслев, ссылаясь на авторитет Б. Рассела, пишет: «Мы не располагаем фактами для решения вопроса о том, речь или письмо является наиболее древней формой человеческого выражения» ⁸.

Однако Ф. де Соссюр после формулировки первого принципа — произвольности языкового знака — тут же вынужден сформулировать и второй принцип — «линейный характер означающего». «Означающее, будучи свойства слухового (аудитивного), развертывается только во времени и характеризуется заимствованными у времени признаками...» ⁹. Иными словами, Соссюр на этом простейшем примере демонстрирует главный принцип системного подхода: как только установлена необходимость какой-либо субстантной характеристики системы (в данном случае «аудитивность» языка), то из нее с необходимостью следует вполне определенное ограничение на структуру системы. В данном случае речь идет о такой важной, определяющей структурной характеристике языка, как последовательный способ кодирования, языковой информации, «линейность» языка.

Но после того как сформулирована некоторая главная черта структуры, открывается возможность рассмотреть несколько практических вариантов ее реализации, с учетом детерминанты и субстантных ограничений, наложенных на систему при воплощении каждого из вариантов структуры. Даже если временно оставить вопрос о детерминанте, то общие свойства всех универсалий, касающиеся особенностей структуры, могут быть достаточно легко сформулированы. Например, ясно, что чем выше сложность определенного варианта структуры, тем менее целесообразно его использование в системе, если еще не использован более простой вариант, отвечающий тем же требованиям функционирования. Точно так же ясно, что чем сложнее структура использованного варианта, тем больше ограничений накладывается на дальнейшее усложнение этой структуры, так как каждый новый элемент должен отвечать индивидуальным требованиям любого из элементов, уже входящих в структуру.
 

4. Рассмотрим конкретные примеры проявления перечисленных универсальных свойств системных (т.е. субстантных и структурных) универсалий, пользуясь таблицей универсалий, приведенной в книге Б.А. Успенского ¹⁰.

И непосредственный акустический эффект, и формантные характеристики звуков человеческого языка таковы, что наиболее сильно различающимися, наиболее явно противопоставляемыми классами звуков являются гласные и согласные. Поэтому не должен вызывать удивления тот факт, что не существует языка, где не использовалось бы противопоставление гласных согласным, так как языковые знаки, поскольку они воплощены в звуковую субстанцию, должны максимально различаться акустически. Точно так же, поскольку среди гласных наиболее сильно различаются диффузные и компактные, не существует языка, где не было бы этого противопоставления. Естественно также, что менее эффективные типы противопоставлений, например противопоставление носовых гласных неносовым, используются не во всех языках, а в тех из них, где эти противопоставления встречаются они используются лишь после того, как исчерпаны возможности противопоставления компактных гласных диффузным. Если какое-либо противопоставление распространилось на такие сложные согласные, как аффрикаты, то это значит, что возможности увеличения числа согласных за счет противопоставления простых согласных по этому же признаку уже исчерпаны, поэтому очень большое количество универсалий имеет такую общую формулировку: «Если противопоставление X имеет место среди сложных, то оно обязательно есть среди простых».

Если учесть, что субстанционно, в связи с особенностями человеческого артикуляционного аппарата, положение того или иного органа оказывает влияние на степень акустической и артикуляционной противопоставленности звуков, получающейся при перемещении другого органа, то к числу универсальных черт всех звуковых универсалий можно будет отнести следующую закономерность: пока не использованы типы противопоставлений, акустической и артикуляционной надежности которых не мешает данное положение некоторого органа, это противопоставление не распространяется на звуки, артикулируемые при другом, «мешающем» положении этого органа. Например, пока не использованы противопоставления по признаку ряда среди закрытых гласных (т.е. при высоком положении языка), противопоставление их по признаку ряда среди широких гласных не используется. Из этой универсалии вытекают объяснения многих закономерностей сингармонизма в урало-алтайских языках ¹¹.

Далее: известно, что по чисто субстантным физиологическим причинам артикуляция открытого слога осуществляется легче, при помощи более простой системы команд, поступающей из речедвигательных центров мозга, чем артикуляции закрытого слога. После этого абсолютно естественными оказываются все известные структурные характеристики слога, рассматривающиеся как универсалии. Например, нет человеческих языков, где не использовались бы открытые слоги: если в языке встречаются закрытые слоги, то это лишь означает, что возможности использования открытых слогов там уже реализованы. Точно так же ясно, что если в языке встречаются слоги, начинающиеся со сложного согласного, например двойного, то в нем наверняка уже используются слоги с простым согласным.

Совершенно аналогично объясняются и универсалии в отношении согласных, закрывающих слог. Число согласных в конце слога безусловно меньше числа согласных в начале, так как для образования структуры более сложного, закрытого слога в процессе оптимизации отбирались из всех возможных конечных согласных лишь такие, добавление которых приводит к наименьшей степени усложнения структуры слога (например, к минимальному усложнению программы речевых команд). Принципом минимальной сложности объясняется и такой, например, факт, что если после носового согласного в языке встречается гетерорганный шумный, то это значит, что наиболее простые в артикуляции гоморганные шумные в этом языке уже используются.

Нет нужды продолжать список проявления указанных универсальных характеристик универсалий. Всякий раз, когда оценка таких субстантных характеристик, как сложность программы речевых команд, степень надежности, требуемой при восприятии звуков, степень спектральной противопоставленности и т.д., поддается учету и наблюдению, обнаруживается, что субстантные и структурные характеристики языковых знаков оптимальным образом согласованы для реализации соответствующих языковых функций.

Анализ морфологических, синтаксических, семантических универсалий показывает, что и они в конечном счете подчиняются тем же простейшим правилам, что и рассмотренные универсалии: сложное используется после того, как использовано простое, второстепенная функция получает выражение после того, как получила выражение более важная функция, и т.д. Поэтому не может быть языка, где существовали бы сложные предложения, но не было бы простых, где употреблялись бы сложные слова, но не встречались бы простые, где наличие противопоставлений в формах тройственного числа не предполагало бы обязательного наличия этих противопоставлений в формах двойственного, где регулярные смысловые противопоставления в словах среднего рода не сопровождались бы выражением этих противопоставлений в несреднем роде и т.д.  ¹²

Правда, в некоторых случаях может сложиться впечатление, что «логика вещей» вступает в противоречие с закономерностями, наблюдаемыми в языке; например, если учесть иерархию трудности произнесения определенных согласных, то в семитских языках мы наблюдаем странное на первый взгляд явление: чрезвычайно трудные для артикуляции ларингальные, фарингальные, эмфатические согласные широко используются в языке, тогда как более простые, менее напряженно артикулируемые согласные, например аффрикаты [ц] или [ч], отсутствуют в системе семитского (например, арабского) консонантизма.

Однако на этом примере как раз легко показать, что только при учете детерминанты данного конкретного языка можно производить объективную оценку того, что из субстанции или из структуры «пригодно» для данной языковой системы, а что должно быть исключено, даже если кажется сравнительно «простым» и «надежным». Из детерминанты семитских языков, которая кратко формулируется как тенденция к максимальной грамматикализации, вытекают все характерные особенности арабского языка, в том числе — трехсогласность корня как носителя главного лексического значения, и внутренняя аффиксация, в результате которой корневые согласные «прокладываются» различными комбинациями гласных и, в частности, иногда два согласных оказываются стоящими рядом ¹³. Отсюда вытекает, что всякий согласный, который акустически может быть воспринят как сочетание двух согласных (например, аффриката [ц] может восприниматься как сочетание [т + с]), оказывается недопустимым в системе арабского звукового строя, поэтому признак аффрикатизации и многие другие типы противопоставлений становятся запрещенными, и язык вынужден использовать для создания необходимого числа фонем такой сложный субстантный материал, как различные гортанные и эмфатические звуки.

В китайском языке, имеющем детерминанту, противоположную семитской (принцип максимальной лексикализации), наиболее подходящей структурой слова является открытый однослог, поэтому стечение согласных оказывается принципиально невозможным, и открывается путь к широкому использованию аффрикат ¹⁴. Подобным же образом объясняется специфика и структуры, и субстанции тюркских языков, языков банту, малайско-полинезийских, абхазско-адыгских языков; при этом становится понятным не только синхронное их состояние, но и вся цепь перестроек на всех уровнях языка, когда удается сформулировать языковые изменения как переход с одной детерминанты на другую.

При таком детерминантном системном подходе к строю языков становится легко объяснимой сформулированная В.М. Солнцевым универсальная закономерность, что генетически родственные языки в течение длительного времени остаются и типологически родственными ¹⁵. Действительно, поскольку исходная структура, субстанция и детерминанта этих языков одинаковы, то даже при последующем расхождении их детерминант исходные субстантные возможности накладывают ограничения на допустимые структурные перестройки, и типологические расхождения накапливаются чрезвычайно медленно.
 

5. Перечисленные закономерности, порождающие появление наблюдаемых универсалий, по-видимому, абсолютно универсальны, так как вытекают из сущности, языка «как адаптивной кодовой системы. Действительные отклонения от этих правил (и скорее в письменной, а не в устной речи) могут возникать лишь тогда, когда языковой код перестраивается сознательно людьми, не имеющими достаточных сведений о свойствах самонастраивающихся систем. Кроме того, могут быть обнаружены кажущиеся отступления от этих правил, которые возникают в связи с тем, что специально не выявлялись, а потому недостаточно полны наши сведения об иерархии субстантных возможностей, структурной сложности, важности частных функций (особенно в области семантики), а также сведения о детерминантах языка. С увеличением знаний в этой области удастся сформулировать универсалии о динамике языковых систем, указать общие необходимые этапы при перестройке языка с одной конкретной детерминанты на другую. Таким образом, открываются богатые возможности реконструкций прежних состояний языка и предсказаний их будущих состояний.

Но уже сейчас системный подход к языку, придающий чрезвычайно важное значение отделению структурных аспектов от субстантных, использующий структурное моделирование для анализа и описания языковых систем и предлагающий методы учета взаимодействия структуры языка с его субстанцией (чего нельзя сделать в рамках чисто структурной методологии), позволил понять и объяснить в системах конкретных языков гораздо больше того, что удавалось до сих пор сделать традиционными и структурными методами. В частности, лингвистическая теория, которая представляется языковедам одних направлений как свод тщательно перечисленных фактов, а языковедам других направлений — как абстрактная модель, построенная на основе априорно заданных постулатов, при системном моделировании превращается в описание языка, в котором сначала формулируется индуктивно полученное утверждение о детерминанте языка, а потом, в виде цепочки импликаций, учитывающей как структурные, так и субстантные ограничения, в которых функционирует реальный язык, делаются выводы об особенностях данного языка, и известные факты о языке получают наглядные объяснения, так как логически вытекают из анализа взаимосвязей между элементами всех ярусов языка.

В настоящее время уже получены предварительные общие универсальные формулировки, из которых как естественное следствие вытекают варианты возможных детерминант языков. Таким образом, наши сведения об универсальных свойствах языков продвигаются на следующую качественную ступень.

 

ПРИМЕЧАНИЯ