ГЕНЕРИРУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ. НАРОДНАЯ ГЕРМЕНЕВТИКА

Генерирующая функция (или функция источника) — наиболее очевидна и исследована на достаточно большом материале. Книжная культура дает фольклору целые готовые тексты или фрагменты текстов, сюжеты или фрагменты сюжетов, идеи и персонажи. В этом смысле функции литературы и фольклора симметричны: фольклор дает книжной культуре то же самое. Причем книжные тексты, сюжеты и идеи сами могут иметь источником фольклор: таковы известные сюжеты и тексты Ветхого завета [см.: Фрэзер, 1985].

Книжная культура является источником новых жанров. Прежде всего к ним относятся устные апокрифы, легенды, стихи. Например, жанр духовных стихов (или, вернее, область, поскольку трудно духовные стихи вместить в формы одного жанра) есть непосредственное порождение письменной культуры (стихи покаянны) или ее проекция на формы народного творчества.

Несомненно влияние книжной культуры на содержание, структуру и выбор персонажей в текстах заговоров.

С книжной культурой непосредственно связана иконопись, и она выполняет ту же генерирующую функцию по отношению к устному творчеству. Известен устный жанр "чудес" с иконами. Но в старообрядческой среде появляются устные тексты, описывающие сюжеты икон, толкования их содержания, особенно икон с клеймами. Часто эти тексты представляют пересказы жителей, в которых делается акцент на детали, присутствующие в иконах; последующие за пересказом рассказы о чудесах (например, о спасительной силе иконы Николая Чудотворца) являются уже не самостоятельными произведениями, а фрагментами общего рассказа об иконе. Такие тексты, обладающие определенной композицией, мы записывали от разных людей, их можно считать коллективными.

Книжная форма культуры определяла во многом речевое поведение личности. Люди, грамотные "по-церковному", т.е. знающие церковнославянский язык, могут в разговоре легко переходить от бытового диалектного языка к церковнославянскому, перемежая просторечие цитатами из поучений отцов церкви, т.е обращаясь (по терминологии Ю. Караулова) к прецедентным текстам, используя книжные выражения. Например, объясняя, почему в старообрядческом селе есть две поморские беспоповские общины — "брачники" и "безбрачники", информантка, принадлежавшая к "брачникам", сказала: "Наши святители сказали, что если будут разлучать мужьев от жен, то блуд будет большой, ибо не каждый совладает со своей плотью". Письменные тексты старообрядцев — полемические сочинения, описания истории своего согласия, соборные постановления — ориентированы на книжные образцы, однако обильно включают и элементы диалектной речи [см.: Сморгунова, 1982].

Генерирующая функция книжной культуры проявляется и в возникновении особого типа текстов-интерпретаций, входящих в область народной герменевтики. Это толкование христианских текстов, главным образом Житий, читаемых в перерывах соборной службы или после воскресного молитвенного общения. Текст читается небольшими фрагментами (чаще по одному предложению), тут же пересказывается и комментируется. Для анализа мы взяли запись чтения и толкования Жития Кирика и Улиты из рукописного сборника XX в. в одной из деревень Верхокамья. "Душеполезное" чтение производилось после службы в Ильин день, 2 августа 1987 г. Читала уставщица. Присутствовали около 20 человек, преимущественно пожилые женщины. Только несколько из них умели читать по-церковнославянски. Однако около половины присутствующих были знакомы с текстом Жития. По признанию самой уставщицы, ей уже несколько раз приходилось читать и толковать это Житие, для этого она пользовалась разными рукописными книгами; в нашем случае чтение иногда было затруднено из-за неразборчивости написанного. Аудитория была очень внимательна и воспринимала текст весьма эмоционально, сопровождая толкование репликами и вопросами, часто риторическими.

Приведем небольшой отрывок из магнитофонной записи. Христианка Улита приведена к неверному царю и говорит ему:

В приведенном фрагменте толкования можно выделить собственно пересказ-перевод с церковнославянского и комментарий.

Пересказ-перевод может быть близким к тексту оригинала, например (1): "...аз бо в Бога верую, сотворшего небо и землю. — Я, говорит, в Господа Бога верую, который сотворил небо и землю"; и достаточно вольным (6): "Веруй, Улито, дондеже тя не предам я муком лютым. — Давай, говорит, веруй все-таки, не буду муцить, не будешь веровать — буду муцить".

Комментарий относится: а) к структуре диалога в Житии; так, дополнительно указывается говорящий: (1) "...вот она это все сказыват ему; (2) вот видишь, сразу ведь говорит ей"; б) характеризует события и героев, например, (4) после отказа Улиты веровать Богам царя: "... она ведь не боицця хоть цё будь, все равно, лишь бо правда была", или (5) "вот она ищо как обзывает ево!"

Однако во всем тексте толкования (см. Приложение) пересказ и комментарий, как правило, очень тесно переплетены. Интерпретация текста определяется установкой читающего. В данном случае (а он типичен) текст толкования имел две связанные между собой функции: 1) дидактическую: показать образцы мученичества, несокрушимой веры и награды за это и пробудить в аудитории сознание своего несовершенства; 2) эмотивную: вызвать у аудитории чувства ужаса перед муками и восхищения героями.

Для выполнения этих функций в толковании акцентируются некоторые аспекты описываемой ситуации.

1. Масштаб и трагизм событий, например: "Бяша же ту мужей три тысячи и пятьсот. — Вот сколько народу-то собиралася. Как их розрубили, как их сожгли, как пепел в ров бросили — это все эстолько народу — все глядили, все смотрили... Три тысячи и пятьсот!"

2. Покровительство Бога и бессилие царя: "Послан с небесе Архангел Михаил и взял из рова пепел и сотвори святых живы. — Господь послал Михаила Архангела, он там взял пепел вынес, опять живыми поставили, ницево не смог все равно сделать! Изрубили, сожгли, бросили — все равно люди живые!"

3. Моральные качества героев, их бесстрашную прямоту и стойкость, особенно Кирика. В толковании настойчиво повторяются сведения о его младенческом возрасте — для контраста с чудесной мудростью и бесстрашием: "Вси же христиане града того веруют во Христа. — Нашли ево в городу етом младенца. Он цисто всех там обратил, цисто все в Исуса Христа веруют, этот младенец вот сколько умел, видишь — два года девять месяцов...

...Мучитель же рече: От кого научен ты еси? — Да кто, говорит, тебя так научил, такого маленьково, как это ты эдак привык, всё знашь цё говорить?

Мучитель же рече: Како смести противу меня глаголати? — Как это ты смеешь против меня говорить, што это такое, как это ты можешь и не боишься — ну цё же все-таки ребеноцек, так цё он — так подумать — страшно ведь".

В толковании герои сравниваются с аудиторией не в пользу последней: "Она (Улита) правду всю рассказыват, она уж врать не соврет... мы бы дак здумали как-нибудь скривнуть душою — ишо скрыть, шоб неправда была, она уж нет..."

Кирик называет царя безумным: "... безумный ты называт его, не боицця ведь. А мы бы ...все бы переполохались — правда — ой!"

В тексте толкования даются пояснения некоторых слов и понятий, часть которых, по мнению толковательницы, неизвестна слушателям, при этом оказывается, что другая часть неясна ей самой. В этом случае мы наблюдаем, как воспринимается описываемая в Житии культура. Так, прочитав в тексте о богах неверного царя — Артемиде и Аполлоне, уставщица заметила: "Помногу ведь они имели, не одного Бога оне, а у йих три-четыре все бога были", а в другом месте Жития, где говорилось о вере в единого Бога, снова напомнила о языческих богах с характерным пейоративным употреблением слов всякий, разный: "Веруют, что Бог — тот, кто сотворил небо и землю, а не эти всякие Артемиды да Аполлона да разные". Объяснение понадобилось для слов мрамор ("большой камень — страшной — он шипко холодный, тяжелый"), вепрь ("какого заставил привести — вепрь называцця — кто такое — вовсе негодный целовек, наверное"). Объясняются слова тьма, локоть: "Бяша котел двухнадесять локтей. — Лакоть — это аршин ведь называцця. Теперь нету аршин, сицяс метр". — "И собрашася люди тысящами тьмы. — Тьма — ведь это щету нет, не сощитано. Там щёт был тышчами: три тышчи, четыре тышчи, пятьсот, а тут щёту нет".

Обращает внимание очень непосредственное переживание содержания Жития. Заметим, что в народной культуре достаточно четко различаются установка на вымышленное (сказка, басня) и достоверное, то, что доподлинно было. Про некоторые лирические песни говорится: "Это жизненная песня". Достоверность Житий для верующего несомненна, и расстояние во времени, равное полутора или более тысячам лет, между событиями Жития и сегодняшним днем не ощущается: все воспринимается как происшедшее недавно, с людьми близкими и хорошо известными.

Может показаться, что характер толкования отражает индивидуальные качества личности чтицы, однако текст удивительно напоминает манеру толкования протопопа Аввакума¹ — идеолога старообрядчества. Вот фрагмент из Книги толкований и поучений, где Аввакум цитирует Евангелие и толкует притчу о богатом и бедном: богатый из ада "к Аврааму рече: "Отче Аврааме, помилуй мя! Поели Лазаря, да смочит конец перста своего в воде и ухладит язык мой, яко стражю во пламени сем". — Видите ли, как смири его мука? Издалече Авраама и Лазаря видит! А прежде, у врат лежаща, пред глазы не видал! Недосуг больше чесать кудрей стало! Так же здесь дурил, как и вы ныне дурите, забывшие смерть" [Русская историческая библиотека, 1927, 560—561].

Текст толкования близок к разговорному языку. Сходны обращения к слушателю: "Видите ли" (ср. видишь в тексте толкования Жития). Комментируется состояние описываемого лица: "Недосуг больше чесать кудрей стало!" И конечно, назидательное сравнение с поведением слушателей: "Так же здесь дурил, как и вы ныне дурите, забывшие смерть".

Итак, генерирующая функция книжной культуры может быть рассмотрена в двух аспектах. Во-первых, книжная культура христианства как особый стиль является источником обогащения бытовой речи и устной культуры в целом. Она усложняет и меняет традиционную картину мира. Во-вторых, книжная культура в форме письменных текстов, находящихся в обращении в конкретной локальной культуре, стимулирует расширение устного репертуара, поскольку благодаря деятельности грамотных певцов эти тексты могут переходить в устный репертуар, уходить из него и снова появляться, создавая своеобразную пульсацию, правда со временем затухающую.

Предыдущая    В начало    Следующая