ЧЕЛОВЕК: ТЕЛО, ДУША, РЕЧЬ

В центре мира духовного стиха стоит человек как личность, т.е. существо, имеющее бессмертную душу, которая может спастись, а может погубить себя. Драма гибели и спасения и является основной, разыгрывающейся в пространствах, бегло очерченных выше. Поэтому большая часть словаря духовного стиха относится к миру человека — его состояниям, чувствам, мыслям, словам, поступкам. Здесь мы остановимся только на семантике и сочетаемости нескольких слов, относящихся к описанию тела, души и речи человека.

В отличие от жанров традиционного фольклора, где слово человек встречается довольно редко, в духовных стихах оно весьма часто, особенно в обращениях:

1. Восстань, человече, богу помолися.
2. Взирай с прилежанием, тленный человече,
Како век твой проходит и смерть недалече.

Слово человек появляется чаще всего в контекстах, повествующих о краткости и тленности всего человеческого:

Человек-от живет, как трава растет.
Человеческий ум яко дым ветром несет.

Эпитеты характеризуют человека по возрасту (млад-стар), социальному положению (богатый—убогий), но главным образом по его душевным достоинствам: злой, грешный, многогрешный человек; то же — со словом люди: грешные, беззаконные, добрые, нищие люди убоги. Словосочетания грешные беззаконные люди синонимичны сочетаниям зло племя человеческое, многогрешный народ.

Человек состоит из тела и души. Как рисует духовный стих человеческое тело? Само слово тело чаще всего появляется в ситуации смерти, когда от него отделилась душа. Целый цикл стихов посвящен расставанию души с телом. Эпитеты у этого слова, кроме обычного эпитета белое, — мертвое, умершее, грешное.

Тело чаще всего — объект: его моют, обмывают, покрывают, провожают до церкви, опускают в землю, снимают с креста.

В ситуации гибели указывается, чье оно: Борисово, Глебово, Христово. Поскольку тело Христово и его части подробно упоминаются в ситуации сотворения мира ("Голубиная книга") и в ситуации распятия, то слово тело, как правило, не имеет отрицательных коннотаций.

Наиболее часто называемые части тела — голова, сердце, руки, ноги, грудь. С одной стороны, они вполне фольклорны: голова] глава/головушка буйная, руки и груди белые, ноги резвые. Как и в других жанрах фольклора, голова имеет лицо и волосы, кудри; на лице есть глаза/очи, уста и зубы и, так же как и в других жанрах, нет ушей и носа. Однако в текстах духовных стихов это другое лицо и другие очи, даже когда они ясные; в стихе не описывается красота лица, а если и упоминается лепота, то для того, чтобы сказать, что она минуется, если появляются ясные очи, то для того, чтобы сказать, что они затворяются:

1. Что поутру человече переставился.
Он свои очи зажал в устами замолчал.
Он свои древние руци к своему сердцу прижал.
2. Душа с белым телом расставается,
Ясные очи затворяются [В. 153].

Очи и руки часто соседствуют в стихах: именно их деятельность характеризует ненасытность человеческой натуры:

Очи наши — ямы, руци наши — грабы,
Что очи завидят, то руци наши заграбят [В. 42].

Поскольку духовные стихи не воспевают красоту человеческого тела и лица, то не упоминаются брови (вспомним частые брови черного соболя и очи ясного сокола в свадебных и лирических песнях). Такая деталь, как зубы, упоминается только в связи со скрежетом зубным, или зубовным, который раздается главным образом в аду; так беси встречают душу:

1. Они встретили душу, зубами заскрыжали.
2. Старейшая большая братия
Свирепо они на Осипа взирали,
Все оны зубамы скрежетали [Л. 144].

Что касается уст, то они выполняют несколько функций. Одна из них — говорение (об этом мы скажем ниже). Уста упоминаются в картине распятия: святое лица оплевахом, желчью уста напояхом. Уста оказываются выходом для души, которую берут на небо: у убогого Лазаря ангелы вынимают душу через сахарны уста. Здесь уста противопоставлены ребрам: душу богатого Лазаря ангелы вынимают крючьями через ребра. Устами утоляют жажду, в уста целуют:

Ему батюшка родимый взрадовался,
Принимает его за белые руки,
Целует его во уста во сахарны... [Л. 69].

Шея не упоминается, зато плечи выступают главным образом в функции некоторого физического уровня:

Отрошу я свои волосы по могучие плечи,
Повесил он голову ниже могучих плеч.

Предводителя калик Касьяна зарывают в землю по плечи. Такими же физическими мерками выступают локти и колена, например, при описании Егория Храброго:

По локоть у него руки в красном золоте,
По колена ноги в чистом серебре.

Как известно, локоть был мерой длины. В "Голубиной книге" говорится:

В долину та книга сорока локот,
В ширину та книга тридцати локот,
В высоту та книга десяти локот...

Руки имеют персты: богатый Лазарь просит бедного обмакнуть

в воду хоть мизинный перст. Стилистическим синонимом словосочетания правая рука является десница, однако это слово не прилагается к описанию человека: лишь Бог содержит меч мщения в своей деснице. Так же обстоит дело и со дланью.

Из внутренних частей человеческого тела чаще всего упоминается сердце. Оно вместилище души. Слова сердце и душа могут быть синонимичны в узких контекстах: и сердце, и душа могут тосковать, тужить, нести в себе любовь. Однако сердце — это и средоточие чувств (оно терзается, разгорается, может быть верным и злобным, оно несмысленно и неуимчиво), и анатомический орган: Он свои древния руки к своему сердцу прижал. Душа прежде всего связана с человеческой личностью и Богом.

Упоминаются также легкое со печенью и утроба:

Отбей у него легкое с печенью,
Пролей кровь за батюшку и за матушку [В. 109].

В гневе у человека возгорахом утроба и сердце, он распаляша утробою. Смертный грех — во утробе плод запарчилать.

Часто упоминаются кости и кровь. Ведь тело белое после смерти — кости, которым во гробе лежать. Что касается крови, то прежде всего это святая кровь, пролитая за людей, — кровь Христа. Кровь христианская, бесповинная, святая, братская противопоставлена крови жидовской, бусурманской, окаянной.

Обычный конец тела — прах и тлен. Вспомним обращение к телу белому, с которым расстается душа: Как тебе, земля, во землю идти.

Однако есть и другая форма существования тела после смерти — оно превращается в мощи. Мощи — одна из самых больших ценностей в мире духовного стиха.

В одной из многочисленных версий сюжета о расставании души с телом неожиданно оказывается, что тело белое себя спасло и ему быть нетленному. Иными словами, тело не отправляют червям на поедание, оно превращается в мощи. В духовных стихах обычно это мощи святых (святые мощи) и указано, чьи именно: Олексиевы святые мощи, Адамовы, Бориса и Глеба и т.д. Условие превращения тела в мощи — святость, праведность жизни. Самые распространенные эпитеты: святые, честнее, пречестные, вочестные, Божьи. Мощи проносят и приносят к церкви, их отпевают, слезами обливают, к ним прикладываются. Сами мощи производят чудеса: мощи Алексея человека Божия благоухают на весь Рим, от мощей невинно убиенных князей Бориса и Глеба подымается огненный столп. Мощи других святых целительны. Однако важно отметить, что мощи являются не субъектом, а проводником, инструментом Божией благодати. В стихе о Борисе и Глебе говорится: Благодать же бог дает от святых мощей, болящим же исцеление. Хромым дает хождение, слепым дает прозрение, сыновом русским поможете.

В мире духовного стиха существуют мощи, которых в соответствии с ортодоксальным, богословием не должно быть вообще: мощи Христа и Богородицы.

Как заметил Г. Федотов, народ не хочет мириться с пустотой Христовой гробницы, и в стихе "Книга Голубиная" говорится, что в Иерусалиме стоит церковь, а в ней гробница белокаменная: во той гробнице белокаменной почивают мощи самого Христа [В. 13]. Итак, замечает Г. Федотов, "... в народе живут два представления: о Христе небесном и о Христе погребенном" [Федотов, 1935,44]. Что касается Богородицы, то, несмотря на то что ее воскрешение нашло отражение в литургике, духовные стихи (это тоже отметил Г. Федотов) четко разделяют ее душу и мощи. В стихе "Сон Богородицы" Христос говорит:

С тобою я, матушка, прощуся,
Ко мощам ко твоим приложуся,
Отошедши от мощей, поклонюся,
Я сам упокою твою душу
Во царствии небесном с собою [Б. 6,196].

Мотив мощей Христа и Богоматери звучит в стихе о трех гробах в Сионской церкви, в которых покоятся мощи Иоанна Предтечи (или Иоанна Богослова), Божьей матери и Христа [Б. 1,244, 241, 247]; стихи эти поют и до сих пор.

Синонимом слова тело является слово плоть. Плоть имеет составы, кости. Однако если слово тело употребляется в нейтральном контексте, то слово плоть появляется в контекстах с пейоративной окраской. Эпитеты к слову плоть невоздержная, "льстивая. Существует стих, который так и начинается:

Плоть моя невоздержная,
Я боюсь тебя: погубишь меня [В. 193].

Тело в духовных стихах не одушевлено: это человек мертвый, из которого ушла душа. Плоть может быть и живой, и мертвой; живая плоть имеет желания, приводящие душу к гибели; живая плоть неотделима от грешной души.

Переходя к душе, мы входим в сложную неисследованную сферу народного миропонимания, связанного с довольно сильной трансформацией ортодоксальных христианских воззрений. Здесь мы остановимся только на самом слове душа, от которого тянутся нити, соединяющие ее с всеми частями мироздания, поименованными в стихах. Но мы намеренно почти все связи обрубим, понимая, что в рамках данной работы раскрыть их — задача невыполнимая.

Итак, душа имеет вместилищем сердце: В злобном сердце душа стонет [В. 206].

Когда она расстается с телом, то отлетает маленькой птичкой:

Душа с телом расстается, как птенец со гнездом,
Отлетает, улетает в незнакомый мир.

Она сверху смотрит на плоть, на одре смердящу. Когда же она пребывает в теле, то она, душа, и есть человеческая личность, человек мыслящий и чувствующий.

Все эпитеты к слову душа оценочны: душа может быть блаженная, верная, праведная, святая, справедливая, честная, но чаще она грешная, беззаконная, всестрастная, многогрешная, окаянная, проклятая, праздная.

Душа отождествляется с человеком и его действиями. Она ходит, прощается и возвращается, стонет, плачет, ужасается, даже напилася душа зелена вина, померла(!) без покаяния и провалилася в ад. Все человеческие действия и поступки — деятельность души, она за них в ответе. Грешники, грешные души — одно и то же, так же как праведники и праведные души.

Душе человека противостоит Дух Святой — третье лицо Троицы. В самом же человеке духовного стиха дух и душа не противопоставлены в отличие от текстов христианской литературы.

Наверное, отдельной темой мог бы стать ответ на вопросы, где живут, чем питаются и как одеты герои духовных стихов. Мы остановимся только на трех общих названиях одежды: одежда, риза, платье. По сравнению со словами одежда и платье слово риза более высокого стиля. Однако в некоторых контекстах они взаимозаменяемы. Так, богатый Лазарь облачается в одном варианте стиха о двух Лазарях в дороги одежды, в другом — в златые ризы; Иосиф Прекрасный носит цветную ризу, даже когда пасет скот, но в вариантах стиха, особенно с элементами пересказа, риза заменяется платьем.

Есть общий круг глаголов, с которыми сочетаются слова одежда, платье, риза; их одевают и снимают /скидывают, переменяют, носят, дают и отдают. Однако облачаются главным образом в ризы, только в ризы черные постригаются, т.е. идут в монахи.

Совлекают только ризу, и это не случайно; кроме высокого стиля, здесь присутствует определенная книжная символика: совлечение ризы есть разлучение души с плотью. Этот образ известен в христианской литературе, в русской — в "Слове" Кирилла Туровского и повторяется в цикле стихов "О расставании души с телом" (см. о символике ризы: [Мяло, 1987]). Большее впечатление дополнительного распределения трех этих слов дают эпитеты. Слово одежда/одежды входит в сферу имущественно-социальную благодаря эпитетам: одежды дорогие, богатые, нищие, царские, иноческие, латынские. Платье общефольклорно. Оно главным образом цветное и разноцветное. Риза же — принадлежность сакральной сферы. В "Голубиной книге" читаем: Звезды частые — от риз Божьих. В белых ризах спускаются на землю ангелы: младому иноку привиделся во сне ангел — черноризцу в белых ризах.

Ризы часто называют святыми, светлыми и нетленными. В царствии небесном носят одежду-ризу во век неизносимую. Кроме того, это слово может употребляться в метафорах: душа умершего спрашивает, пошто его облекают в одежду смертную — ведь не уготовил он себе ризы душевныя [Л. 41].

Речь. Описывая человеческое тело, представленное в духовных стихах, мы отметили, сколь важны в нем уста. Главная их функция — говорение. Теперь мы перейдем к описанию того, как представлена человеческая речь. Иными словами, мы продолжим тему языкового самосознания, начатую в первой части нашей работы, но продолжим ее на материале, который дает нам духовный стих.

Отметим, что количество слов, обозначающих непосредственно или опосредованно сферу речи, очень велико: из 10800 словоформ более 400 относится к сфере речи (104 лексемы) — в несколько раз больше, чем в любом другом жанре народной поэзии. Важна также и частота встречаемости слова: многие из них высокочастотны (например, говорить, имя, молитва, гласить). Такое большое количество "метаслов" и их частота объясняются, по-видимому, несколькими причинами. Во-первых, стихи часто построены как диалог или цепь диалогов, их необходимо вводить в текст, для чего нужен метатекст; иногда это фольклорный штамп: говорит X таковы слова. Стихи могут быть построены как обращение к божественным силам, что тоже требует введения метатекста. Важно учесть также наличие разных стилистических пластов, дающих соответствующие синонимы (голос/ глас; говорить/ гласить/ глаголити/ вещать/ рекчи, называть/ нарекать и т.д.). Обильно представлены глаголы с префиксом во(з/с), обозначающим начало действия: возглаголить, возвестить, возговорить, возопить, воскликнуть, воскричать, возгаркнуть, возгласить.

Казалось бы, что такая обширная речевая деятельность героев входит в противоречие с идеалами христианской жизни, осуществляемыми в безмолвной и непразднословной пустыне, столь восхваляемой в стихах. Однако речь героев духовного стиха непразднословна, она почти всегда идет из глубины души и полна эмоционального накала; именно поэтому предикаты, ее вводящие, имеют в себе семантический признак, указывающий на интенсивность говорения: возопить, воскликнуть, возгаркнуть, подкрепляемый и усиливаемый сопровождающими действия характеристиками: возговорить со слезами, возопить велиим гласом, воскрикнуть/возгаркнуть громким голосом.

Герои духовного стиха много молятся; слова молиться, моление, молебны и особенно молитва достаточно часты в этих текстах. Святые, Божий, праведные молитвы творят люди, а услышат их на небесах; молитва прочно соединена с постом и со слезами:

1. Али я тебе, Господи, не молился,
Святым постом не постился? [Л. 118].
2. Молился он богу со слезами:
Создай ты мне, господи, сына либо дочерь.
3. Поди, инок, воротися,
Со слезами богу молися.

Переходным словом, связывающим мир души и мир речи, является глагол плакать. В духовных стихах плачут очень много, горько, жалобно, слезно, день и ночь — и люди, и божественные силы: Богородица, святые; плачет грешная душа, плачут солнце, луна и звезды, и почти всегда плач связан с речью. Глагол плакать открывает речь:

1. Плачет душа грешная, плачет она рыдаючи:
"Ох горе мне великое!" [В. 160].
2. Упадут же грешные на мать на сыру землю
И станут горько плаката:
Увы, мать сырая земля, увы, отцы-матери,
И на что вы нас породили,
И на бел свет попустили [В. 174].

Очень часто глагол плакать связан с рядом стоящим глаголом говорения:

1. Восплакала, спросила святая дева:
"Где вы, жиды, были, отколь грядите?" [В. 54].
2. Аллилуева жена заслон отворяла,
Слезно плакала, громко причитала:
"Уж как я, грешница, согрешила,
Чадо свое в огне погубила!" [В. 176].

Обратим внимание, что говорит Иосиф Прекрасный, обращаясь к своему отцу Иакову: Услыши глас плача моего [В. 134].

Тем самым плач в языковом сознании народа очевидным образом связан со словом.

Интересно, что ту же картину мы видим в польском светском и религиозном фольклоре: плачут те же существа и те же предметы, что и в русском фольклорном мире, а глагол плакать стоит в паре с глаголами говорения [Majer-Baranowska, 1988].

В русском и польском фольклоре плачут с горя и от великой муки, но не от счастья.

Слово в народном миропонимании — великая ценность. Называние, нарекание — большая ответственность. Убогий Лазарь объясняет богатому, за какие прегрешения он очутился в аду:

Ты меня, братец, братом не нарекал.
Нарек ты меня, братец, лютым псом.

Ср.: в стихе-балладе о царе-Дадоне и дочери Алене, которую отец вздумал отдать замуж за родного брата, Алена на предложение матери, отца и брата назвать их соответственно свекровью, свекром и мужем отвечает:

Если мне тебе так назвати,
Лучше мине померети.

Здесь акт называния, номинации ситуации отождествляется с самой ситуацией. В этом проявляется вера в сакральную силу слова.

Интересна в этом смысле лексическая сочетаемость лексемы слово в духовном стихе. Слово не только говорят/возговорят, молвят/ промолвят — словами ограждают, заказывают, заповедают: Та земля словом заказана, словом заказана, заповедана [Л. 112].

В духовном стихе произошло своеобразное соединение представления о магической силе слова, идущее от дохристианских воззрений, с верой в силу христианской молитвы. Георгий Победоносец — Егорий Храбрый — едет по земле светлорусской, устрояя правильный порядок, и высокие горы рассыпаются, темные леса зарастают по святой земле, звери могучие заселяются по его слову Георгиеву, по его ли, Храброго, молению, которое очень похоже на заговор:

Ой вы леса, леса темные,
Ой вы, леса, леса дремучие,
Зароститеся, леса темные!
По всей земле светлорусской,
Раскиньтеся, леса дремучие,
По крутым горам по высоким... [Л. 109].

Мудрые речи Иоанна Предтечи в стихе о Вознесении, за которые Христос награждает его золотыми устами, заключались в том, что вместо медовой реки и золотой горы он посоветовал Христу оставить нищей братии слово (или имя) святое Иисуса Христа:

А оставь ты имя им святое,
Будут они по свету ходити,
Тебя, света, будут прославляти.

За это святое слово они будут сыты и пьяны, обуты и одеты, теплом-то присогреты... Убогий Лазарь просит богатого:

Про имене Христово напой-накорми,
За имя Христово призри ты меня.

Лексема слово имеет множество эпитетов. Их многообразие в традиционных текстах причитаний отметила А.П. Евгеньева [Евгеньева, 1963, 308]. Их более 20: слова ласковые, прелестные, учтивые, обманные, хитрые, бранные, премудрые, несговорные, приветливые и т.д. Слово в духовном: стихе имеет не меньше эпитетов: оно может быть святым, божьим, Христовым, похвальным, ласковым, умильным, честным, красным, например:

1. Горючий он слезы проливает,
Умильныма славами причитает [Л. 148].
2. Скоро стражи его поднимали,
Ласковыми словами увещали [Л. 149].

Но больше эпитетов с пейоративным значением: слово напрасное, грозное, грубое, противное, бесстыдное, неправое, жестокое, тяжкое, злое, черное, дурное, матерное, неуподобное, гнило, суетное, скверное:

1. Вы терпели слова неуподобные от всякого злого человека [В. 164].
2. Исповедайтеся я причаститеся,
Скверными словами не бранитеся [В. 159].

Осуждению матерной брани и проклятий посвящен стих, до сих пор живущий на русском Севере:

Пройди-ко по всему миру,
Расскажи ты по всему свету,
Чтоб матери детей не проклинали,
Матерных слов не говорили...
Жили вы на вольноем на свете,
В среду и в пяток вы не постились,
В воскресный день богу не молились,
По матерну слову побранились.

Матерная брань осуждается как великий грех в стихе о Василии Великом:

Не велено матерным словом избранятся
Ни мужскому полу, ни женскому:
Браним мы, скверним и поносим
Пресвятую Богородицу,
Который человек матерным словом избранится,
У того человека уста кровью запекутся [Б. 6,98].

Отметим, что в рукописных старообрядческих сборниках встречается (а в верхокамском собрании — часто) Слово Иоанна Златоуста о матерных ругательствах; фрагменты этого текста почти дословно повторяются в духовных стихах.

Синонимом слову служит речь/речи. Слово речь менее нагружено; наиболее распространенные эпитеты — прелестные, умильные (речи).

Часто встречаются слова глас и голос. Во многих контекстах они синонимичны: герои могут воскричать или проговорить и гласом, и голосом. Даже архангельскими могут быть и глас, и голос: Уж не слышу я архангельского гласу; Запоют птицы архангельскими голосами.

Однако некоторое распределение все же есть: испущать можно только жалостный глас, явиться в церкви может только святой глас, очень часто сочетание гласом гласить:

Георгий гласы гласит до небес своя:
Велика наша вера крещеная [В. 101].

Особое место в мире духовного стиха занимает пение. Как мы отмечали, пение — атрибут рая; райские песни, архангельские гласы, стихи херувимские поют либо ангелы, либо святые:

Поют они песни херувимские,
Гласы поют архангельские,
Величают царя небесного.

Как считает Г. Федотов, описание райского пения в духовных стихах отражает народное восприятие литургической музыки, оцениваемой народом очень высоко и — добавим — в некоторых регионах, особенно старообрядческих, поддерживаемой на очень высоком исполнительском уровне.

Проиллюстрируем описанное тезаурусным представлением некоторых слов.

Предыдущая    В начало    Следующая

Используются технологии uCoz