Наша
предварительная попытка
охарактеризовать русский
язык как семантический и
культурный универсум
может показаться делом
абсолютно безрассудным. Я
согласна с тем, что
подобного рода
предприятия требуют
определенного
интеллектуального риска,
который полностью
отсутствует как в
накоплении позитивистских
языковых и иных сведений,
так и в играх
генсративистов (а также
других лингвистов) с
формальными моделями. Я
думаю, однако, что стоит
пойти на такой риск и хотя,
возможно, благоразумно
было бы избегать его в тот
период, когда ещё не
выработаны адекватные
исследовательские приемы
в этой области, постоянные
неудачи в их разработке
едва ли будут составлять
предмет вечной гордости
лингвистов. Что же
касается
генс-ративистских и иных
формальных моделей, то
здесь прямым следствием
отказа от риска явилось
полное отсутствие
сколько-нибудь серьезных
результатов на пути более
глубокого понимания сути
культуры и каких-либо
надежд на продвижение по
этому пути.
О чем нельзя говорить, о
том следует молчать, что
нельзя исследовать, то не
может стать объектом
научного анализа. Но
границы области, открытой
для серьезного изучения,
могут распространяться
значительно дальше тех
мест, которые, как принято
считать под воздействием
авторитетов современной
лингвистики, являются
предельными. В работе Hymes
1961:46 говорится:
«Интерпретация
когнитивных стилей и даже
само признание факта их
наличия сильно пострадали
как от тех друзей, которые
слишком часто
рассматривали проблему в
отрыве от различных типов
контроля, характерных для
культурно-исторических
изысканий, так и от тех, кто
придавал контролю
чересчур большое значение,
настолько большое, что при
этом, казалось бы, многие
хорошо известные
исторические факты
придется явно отбрасывать
как ложные. Данную
проблему следует
освободить от всякой
зависимости подобного
рода, в первую очередь
признав её как таковую: как
проблему описания и
интерпретации аспекта
культуры, одного из тех
многих аспектов, которые
могут и должны быть
описаны и эмпирически и
исторически, если
соответствующая
историческая или
эволюционная теория
культуры претендует на то,
чтобы быть вполне
адекватной. Пример
соединения проблемы
когнитивных стилей с
типологией мы находим в
работе Сепира.
Обоснованность и важность
такого соединения
подтверждаются, с одной
стороны, тем, что
типологический контекст
может придать необходимую
силу собственно анализу
когнитивного стиля, а, с
другой стороны, должное
внимание к когнитивному
стилю может усилить роль в
типологии семантических
параметров языка.
Возможно, что, опираясь на
понятие когнитивного
стиля, связанного
непосредственно с
типологией, а также на
некоторую теоретическую
конструкцию, в рамках
которой языки
представлены как продукты
исторического развития,
удастся быть одновременно
философски нейтральным,
лингвистически точным и
вместе с тем чуть
рискованным» (Hymes 1961: 46).
Я согласна, что изучение
связей между языком и
культурой вообще и языком
и «национальным
характером» в частности в
прошлом пострадали от
друзей так же (по крайней
мере, не меньше), как от
врагов. Однако я полагаю,
что естественный
семантический язык,
построенный на базе
универсальных
семантических примитивов,
предоставляет нам более
совершенный
методологический
инструмент, чем то, что
было у наших
предшественников, и что
потому настала пора, когда
«опасные», но
исключительно важные и
чрезвычайно
привлекательные проблемы,
с которыми мы здесь имели
дело, снова должны попасть
в центр внимания
лингвистов.Примечания
1Я
благодарна Юре Апресяну за
то, что он привлек мое
внимание к этому
высказыванию.
2В
современном русском языке
слово благородный не
используется так широко,
как раньше, но все же
встречается даже в
разговорной речи. Согласно
Засориной (1977), в корпусе,
основанном на миллионе
последовательных
словоупотреблений,
объединенная частота
слова благородный и
его дериватов равна 105 и,
следовательно, может
рассматриваться как
относительно высокая.
|