1. Как ни причудливо переплетаются разнообразные черты строя языка, каждый языковой тип имеет «общий источник отдельных своеобразий», и поэтому для каждого языка принципиально необходимо искать формулировку некоторого единого «понятия», которое дает «действительное представление о самом языке» и удерживает «вместе все частности». И хотя немало критики выпало на долю этих идей В. Гумбольдта о существовании такого «духа языка», многие лингвисты с самых разных сторон снова и снова приходили и приходят к мысли о существовании чего-то «самого главного» в языке, некоторого «организующего начала», по отношению к которому конкретное сочетание различных свойств языка оказывается неслучайным. К числу тех, кто верит в наличие «главного чертежа» языкового строя (Э. Сепир), относится А.А. Реформатский. Но он не просто декларирует положение о существовании такого «чертежа», называя его ведущей грамматической тенденцией, а показывает на конкретном лингвистическом материале, что, например, те черты языкового строя, которые связаны с понятием агглютинации, развиваются лишь при наличии тенденции к аналитизму, тогда как при появлении тенденций к синтезу в языке, в предельном случае, развиваются фузионные явления ¹.

В связи с этим А.А. Реформатский справедливо обвиняет Э. Сепира в непоследовательности, так как он в своей классификации языков исходит из того, что техника оформления слов в языке любого из типов может быть какой угодно: агглютинативной, аналитической, синтетической и т.д. «Сепир не дал руку тем, кто хочет понять тип языка по ведущей грамматической тенденции», — говорит А.А. Реформатский ², хотя «эти тенденции очень важны: они проявляются обязательно в совокупности сопутствующих признаков»  ³.

В данной работе предпринята попытка развить идеи А.А. Реформатского о наличии ведущей грамматической тенденции в языках и вывести конкретную «совокупность сопутствующих признаков» из «общей формулы тенденции»  ⁴ как из того гумбольдтовского «общего источника отдельных своеобразий», который «удерживает вместе все частности». Для примера рассмотрен строй арабского, китайского и английского языков. Методика анализа основана на применении методов так называемой системной лингвистики ⁵.
 

2. Исходным положением для системной лингвистики является не просто признание системности языка как социального явления, а утверждение, что язык входит в класс адаптивных (самонастраивающихся) и, следовательно, динамических систем.

Поэтому структура языка (т.е. схема отношений между элементами каждого яруса и между самими ярусами) и субстанция (звуковая, артикуляционная, семантическая) в результате адаптации оказываются взаимосогласованными достаточно оптимальным образом для выполнения его функции. Различия же между конкретными языковыми системами возникают в связи с тем, что каждая из них может иметь специфический способ функционирования, который и является ведущей грамматической тенденцией языка, его детерминантой. Согласование структуры и субстанции языка и, следовательно, системная взаимообусловленность всех языковых ярусов при данной детерминанте возникает потому, что говорящий и слушающий, хотя и бессознательно, но обязательно отбрасывают те языковые средства, которые не обеспечивают гармонии между функцией, структурой и субстанцией языковой системы.
 

3. Впервые с позиций системной лингвистики рассматривался (хотя и в несколько иных, еще не установившихся в то время терминах) строй семитских языков ⁶, где было показано, что детерминанта семитских языков может быть сформулирована как тенденция к максимальной «грамматикализации» (по терминологии Соссюра), т.е. к такому строю, когда по возможности каждая словоформа является производным словом с формально выраженным деривационным значением, и что это достижимо лишь при минимальном списке исходных корней и регулярности правил оформления производных значений. А отсюда, как показано далее, с логической необходимостью вытекают все наиболее характерные черты семитского строя: преобладание значения «глагольности» в корнях, консонантность корней, наличие прерывистых аффиксов, трехсогласность корня, «нелюбовь» к использованию сложных слов и заимствований и т.д. Каждая из этих черт в свою очередь порождает новые черты языковых элементов на конкретном языковом ярусе, если учитывается их функция в общих системных взаимосвязях с другими ярусами языка и если производится оценка тех антропофонических возможностей, которыми располагает человек при их восприятии и воспроизведении. Именно таким способом удается объяснить своеобразие и динамику становления звукового состава семитских языков, например отсутствие аффрикат, лабиовелярных и т.п. ⁷ Теперь применим приемы детерминантного синтеза к объяснению особенностей языка максимально аналитического, например китайского.
 

4. Если предположить, что ведущей грамматической тенденцией, т.е. детерминантой строя китайского языка, является тенденция к «лексикализации» (по терминологии Соссюра), т.е. к выражению максимума информации с помощью непроизводных слов по возможности вещественного, но не грамматического (служебного) значения, то очень многие особенности китайского языка удается истолковать как естественное следствие этой детерминанты. Действительно, если не только главное, лексическое, но и дополнительное, служебное, т.е. деривационное и синтаксическое (реляционное) значение должно быть выражено с помощью лексем, то из этого с необходимостью следуют многие семантические и синтаксические свойства китайского, языка, необычные для таких языков, как русский. Например, тенденция не выражать часть информации, обязательной в русском предложении, если она очевидна из контекста. К такой информации относятся лексемы, выражающие множественность предметов, завершенность — незавершенность действия, связь действия с объектом и т.п. Но так как грамматически неоформленная лексема близка по своим семантическим свойствам к русскому «голому» корню, то в принципе она может быть неоднозначно связана с понятием, которое подразумевал говорящий. Для предотвращения этого в китайском языке приходится широко использовать «расширители контекста», т.е. другие лексемы, которые в смысловом сочетании с данной конкретизируют, делают очевидным понятие, подразумеваемое за основной лексемой. В качестве расширителей контекста чаще всего используются повторы, пары из антонимов, синонимов, название действия и самого типичного при этом действии объекта, любые уточнители типа «этот», «тот», «все», «одна штука» и т.п. Для расширения контекста используются и уточнители «семантического поля понятия» с общим значением «(такое-то) учение», «(такая-то) манера действия» и т.п. Все эти свойства, вытекающие из сформулированной детерминанты ⁸, приводят объективно к тому, что число лексем (которые можно в русском языке сопоставить с числом корней) в китайской фразе чаще оказывается существенно большим, чем при передаче того же содержания средствами языка, имеющего большое количество специализированных служебных, т.е. чисто грамматических, элементов. Но чтобы при большом количестве лексем китайская фраза не оказалась гипертрофически длинной, необходимо наложить определенные ограничения на структуру лексем. Нужно, чтобы каждая лексема, оставаясь самостоятельной и легко выделимой на слух речевой единицей, была при этом максимально короткой. Такой самой короткой и легко вычленимой единицей речи является слог. Отсюда понятно, почему в китайском языке границы слога, морфемы и слова так часто совпадают и почти любой слог в определенной конструкции может функционировать как самостоятельное слово. Ясно, что любые фонетические ассимиляции на стыках слогов-морфем затруднили бы их распознаваемость. Поэтому структура слога должна быть такой, чтобы слоговые границы однозначно выявлялись. Это условие может быть выполнено, если в языке используются те слоги, сама артикуляция которых подсказывает, какой произносимый звук с наибольшей вероятностью является концом слога, а какой — началом. Идеальной естественной структурой слога с этой точки зрения является тип СГ (согласный + гласный, в том числе дифтонг). Не случайно этот тип имеется во всех без исключения языках мира, тогда как слоги иной структуры, например ГС, используются в языке лишь после того, как комбинации СГ уже исчерпаны ⁹.

Наблюдавшаяся в течение тысячелетий эволюция китайского звукового состава может быть сформулирована как постепенная перестройка слогов различных структур в единую схему (точнее — схему СПГП, где П — полугласный). В настоящее время в северных диалектах китайского языка и прежде всего в литературном пекинском путунхуа, только n и ŋ могут встречаться в конце слога, но и они вокализированы и фактически являются полугласными, поэтому не противоречат четырехэлементной структуре слога. Таким образом, литературный китайский относится к числу таких языков, в которых оптимизация в сторону лексикологичности привела почти к идеальной подгонке фонетической и фонологической системы под требования морфологии и синтаксиса, вытекающих из заданной детерминанты.

Использование в речи только слогов типа СПГП, все элементы которых, кроме гласного, могут отсутствовать, приводит к тому, что сочетание двух согласных на стыке соседних слогов-морфем-слов оказывается невозможным и границы морфем-слов распознаются однозначно ¹⁰. Но так как укорочение древних корневых слов до одного слога современной структуры резко уменьшило возможности различения корней, то развилась система противопоставления слогов по музыкальному тону и возникла тенденция к увеличению числа гласных.
 

5. Оценим, при заданной детерминанте, какие из дифференциальных признаков фонем оказываются наиболее предпочтительными, а какие в процессе адаптации системы китайского языка должны были быть «забракованы».

Чем четче элементы слога СГ противопоставляются по признаку «согласность — гласность», тем больше слог соответствует идеальному. Однако согласные по степени «согласности» далеко не равноценны. Максимально отличаются от гласных глухие согласные, минимально — сонорные. Из сонорных максимальной «слогоподобностью» обладает дрожащий сонант r, который в ряде языков используется как слогообразующий без соседнего гласного (другие сонанты в этой функции встречаются значительно реже). Поэтому естественно, что в китайском языке с течением веков происходило постепенное вытеснение сонанта r из системы согласных и замена его специфическим ретрофлексным гласным ¹¹.

При произнесении конечного носового полугласного вместо ротового резонатора включается носовой, а поток воздуха не прерывается, как и при артикуляции гласного. Поэтому сочетанию гласного с конечным носовым полугласным литературного языка в китайских диалектах нередко соответствуют назализованные гласные ¹².

Поскольку звонкий согласный не столь идеален в роли согласного, как глухой (когда они противопоставляются в слоге гласному), то становится понятным, что в китайском языке должна была существовать тенденция замены противопоставления «глухость — звонкость» другим противопоставлением, различающим глухие согласные между собой. Этим можно объяснить тот факт, что в литературном китайском языке и в большинстве диалектов все несонанты являются глухими и противопоставляются по признаку «придыхательность — непридыхательность».

И, наконец, поскольку встреча согласных на стыках слогов-морфем-слов в китайском оказывается предотвращенной, то естественно, что «наличие большого числа аффрикат является одной из наиболее характерных особенностей звукового состава китайского языка»  ¹³. Действительно, то, что было недопустимо в структуре семитских морфем, удовлетворяющих детерминанте максимальной деривации корней, совершенно не грозит китайским морфемам, организованным в соответствии с детерминантой максимальной неизменяемости, непроизводности корней, «лексикализации» языка. Чтобы убедиться в действительном существовании указанных взаимосвязей системы фонем и структуры слога в китайском языке, обратимся к данным диалектологии ¹⁴. Некоторые диалекты, особенно южные, сохранили ряд черт, свойственных древнекитайскому языку. Так, в этих диалектах возможны в конце слога т, р, t, к. Но, как и следовало ожидать, аффрикат в таких диалектах, существенно меньше и частотность их ниже, чем в литературном, и в некоторых говорах противопоставление по звонкости не заменилось противопоставлением по придыхательности.

С еще бóльшим «отставанием» по пути перехода к лексикализации и к слогам типа СГ изменяются морфемы в тибетском языке. При этом исчезновение конечных согласных приводит к возникновению тонов. В тех же языках, имеющих тенденцию к лексикализации, где в исходе слога достаточно широко используются согласные, а деривация может оформляться консонантными префиксами и даже инфиксами, аффрикаты вообще не могут быть допущены как самостоятельные фонемы (например, в кхмерском языке ¹⁵), дрожащий сонант r может стоять в начале слога и звучит раскатисто, как в русском (хотя в конечной позиции он обычно неустойчив). Соответственно в таких языках (например, в кхмерском) не развито противопоставление лексем по тону.

Конечно, морфология, синтаксис и семантика многих языков Юго-Восточной Азии не настолько еще изучены, чтобы достаточно полно можно было выявить специфику их детерминанты. Однако наиболее существенные особенности тенденций их развития в общих чертах ясны, во всяком случае понятно, какие порой диаметрально противоположные оценки получают те или иные субстантные возможности формирования языковых знаков, когда язык оптимизируется в соответствии с семитской или китайской детерминантой. С позиций этих различий подойдем к проблеме причин и динамики изменений в английском языке.
 

6. Со времени первых переселений германских племен на Британские острова строй складывающегося английского языка приобретал все более явные черты аналитизма, тогда как древнегерманским языкам была свойственна типичная синтетическая флективная структура с богатыми средствами словообразования и словоизменения, включающими и аффиксацию, и апофонию корня. Следовательно, в самых грубых чертах процесс развития английского языка можно охарактеризовать как перестройку с «грамматической» системы на «лексикологическую».

Следствия лексикализации языка в области синтаксиса, морфологии и структуры слова проявляются в английском достаточно наглядно. Строгий порядок слов, очень частое совпадение слога с морфемой и с самостоятельным словом, «конверсия» частей речи (фактическое стирание границ между формальными грамматическими категориями) — все это типологически сближает английский язык с китайским и отличает от классических индоевропейских, которые, как и семитские, относятся к труппе «грамматических» языков. Но если верен тезис о системной взаимообусловленности всех ярусов языка, которая должна возникать при оптимизации системы по определенной детерминанте, то и в звуковой системе складывающегося английского языка мы должны заметить такие процессы, которые указывали бы на увеличение подобия между английским и китайским.

В германских диалектах англов и саксов, поселившихся в V в. на Британских островах, не было аффрикат ¹⁶. Но к концу XI в. из палатализованных смычных развились аффрикаты, в полном соответствии с закономерностями оптимизации, вызывающей тенденцию к однослоговости морфемы и слова. Этим же объясняется постепенное, но неуклонное выпадение неударных гласных в слове и превращение возникающих при этом или существовавших ранее групп согласных (в начале, середине и в конце слова) в один согласный. В частности, сочетания двух согласных типа nk и ng превращаются в новую назальную фонему, которая, как и в китайском, все чаще занимает позицию после слогового гласного и сама вокализуется.

Плавные сонанты, и в первую очередь — дрожащий r, тоже разделяют судьбу китайского r. В конце слога r уже полностью вокализировался и лишь придает ретрофлексную окраску звучанию гласного. В начале слога он еще сохранился, но уже в значительной мере утерял свойства вибранта. В сторону лексикализации идет развитие всех германских языков, и английский выбран лишь потому, что в нем этот процесс продвинут дальше, чем в других. Во всех германских языках упрощаются группы согласных, возникает самостоятельная фонема ŋ, вокализуется сонорный r ¹⁷. И, наконец, ряд фонологических процессов в германских языках, в том числе в английских «сленгах», следует интерпретировать как развитие тонов при утрате Согласного в закрытых ранее слогах ¹⁸. Возможно, причины некоторого нетождества между германскими языками объясняются не только различными темпами их перестройки, но и какими-то тонкими различиями в детерминанте и, безусловно, определенными внелингвистическими факторами. Поэтому пока трудно объяснить, почему, например, немецкий язык, заметно отстающий от английского по степени аналитизма в морфологии, почти не отличается от него по степени вокализации и явно опередил его, утратив противопоставление согласных по глухости — звонкости. Однако и такими «незаконными» чертами немецкий язык подтверждает тезис о том, что система германских языков оптимизируется в соответствии с детерминантой лексикализации, и если не произойдет по каким-либо причинам смены детерминанты, то типологическая близость между языками Западной Европы и Юго-Восточной Азии будет возрастать.

Следовательно, причиной языковых изменений является не накопление фонетических сдвигов, не изменение акцентуации, но развитие мышления от более примитивных форм к более совершенным, а смена детерминанты языковой системы, смена ведущей грамматической тенденции. И в зависимости от того, какова была предшествующая детерминанта и какова новая, язык будет двигаться к новому оптимальному состоянию по-разному, через необходимое число промежуточных ступеней.

Здесь нет места для анализа строя других языков, для выявления их детерминанты, для демонстрации совокупности сопутствующих ей признаков и, наконец, для обсуждения причины смены языковых детерминант ¹⁹. Но хотелось бы надеяться, что рассмотренные примеры с китайским и английским языками подтверждают учение А.А. Реформатского о существовании ведущей грамматической тенденции языков и о возможности выявления общей формулы этой тенденции.

 

ПРИМЕЧАНИЯ