Часть II
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ
ФОЛЬКЛОРНОГО МИРА

Глава 4
ТЕЗАУРУСНОЕ ОПИСАНИЕ ЯЗЫКА НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ:
ОБЩИЙ ПОДХОД И СТРУКТУРА СЛОВАРЯ

ЦЕЛИ ОПИСАНИЯ. ВЫБОР МОДЕЛИ

Мы попытались описать некоторые стороны народного сознания, связанные с жизнью традиционных текстов в культуре, в том числе и с их осознанием. Теперь мы приступаем к описанию самого языка народных текстов, к исследованию того, какими языковыми единицами выражается и структурируется в этих текстах народное сознание.

Для описания и представления этого языка мы выбрали форму словаря, и наша задача в данной части работы — показать, какова эта форма и какие возможности она предоставляет исследователю.

В качестве материала мы будем использовать тексты традиционного поэтического светского фольклора (главным образом свадебного) и духовного стиха. Это записи, сделанные автором книги в многочисленных экспедициях в 70—80-х годах на Урале, в Архангельской обл. и Карелии, Среднем Поволжье, Восточном Полесье, Бессарабии, Туве главным образом в среде русских старообрядцев (общее количество текстов — около 3000). В качестве материала использовались также тексты из печатных сборников духовных стихов П. Бессонова (1861—1863), В. Варенцова [1860], Е. Ляцкого [1912] и нескольких рукописных сборников, полученных в археографических экспедициях МГУ в последние десятилетия; тексты из книг: "Лирика русской свадьбы" (1977), "Русская свадьба" (1985), "Причитания северного края" Е. Барсова (1972).

Важно, что работа над словарем велась с помощью ЭВМ. В настоящее время машинный массив духовных стихов составляют около 100000 словоупотреблений, таков же по объему массив причитаний — похоронных и свадебных, при этом массив духовных стихов составлялся так, чтобы в нем не было близких вариантов (т.е. тексты сборников вводились в машину выборочно).

На основе этих массивов были получены частотные автоматические словари словоформ — алфавитные и ранговые; один из словарей текстов духовных стихов (37800 словоупотреблений, более 10000 словоформ) подвергся лемматизации, и был получен словарь лексем (5140 лексем). Для каждой словоформы и каждой лексемы получены все их контексты, которые были использованы в качестве материала при разработке и описании структуры словарной статьи тезауруса и при составлении конкретных словарных статей¹.

Используемые нами тексты духовных стихов принадлежат главным образом устной традиции (так, большинство стихов из сборников имеют близкие варианты в текстах современных полевых записей) и вместе с текстами причитаний относятся к тому, что можно назвать языком устной народной традиции или языком фольклора.

Понятие "язык фольклора" можно интерпретировать по-разному. Лингвисты рассматривают язык фольклора как наддиалектную художественную форму языка, реализуемую в фольклорных текстах, и говорят о фонетике, морфологии, синтаксисе и лексике этого языка [см., например: Евгеньева, 1963; Типы наддиалектных форм, 1971; Оссовецкий, 1958, 1975]. Фольклористы иногда вкладывают в это словосочетание иной смысл, понимая под языком фольклора совокупность поэтических формул и правила их соединения, называемые поэтической грамматикой [Lord, 1960]. Существуют попытки рассмотреть в качестве основной единицы словаря языка фольклора мотив как сюжетообразующий элемент и говорить о словаре эпических мотивов [Путилов, 1983 ]. Мы понимаем термин "язык фольклора" в лингвистическом смысле, рассматривая в качестве единиц его словаря слова и неразложимые по смыслу словосочетания — фольклорные идиомы. При этом, как мы постараемся показать, между словарями языка фольклора в двух различных пониманиях — лингвистическом и фольклористическом (во втором понимании его можно назвать словарем фольклора) — существует очевидная связь.

Язык фольклора в лингвистическом понимании можно рассматривать как особый стилистический пласт, противопоставленный языку художественной литературы, а вместе с последним — другим языковым стилям (научному, деловому и т.д.).

Идея создания словаря языка фольклора высказывалась не раз. Известная работа А.А. Потебни о славянской фольклорной символике по форме представляет собой словарь [Потебня, 1914]. В 1975 г. мною был предложен вариант проекта словаря русского песенного фольклора [Никитина, 1975], в 1980 г. вышел проект словаря языка польского фольклора с пробными статьями [Slownik, 1980], на 9-м съезде славистов говорилось о составлении словаря языка фольклора старообрядцев-липован, живущих в Румынии [Винцелер, 1983]. В работах отечественного исследователя А.Т. Хроленко описание семантики фольклорного слова также связано с лексикографическими проблемами [Хроленко, 1977], близки к идее словарного описания фольклористы [см.: Путилов, 1983; Гацак, 1989].

В настоящее время все больше языковых явлений и шире — явлений культуры становится предметом словарных описаний, а способы и формы таких описаний делаются все более разнообразными и изощренными. Есть интересные попытки создания словаря языка поэзии [Поэт и слово, 1973]. Многие словари ориентированы не только и не столько на носителей языка, сколько на исследователей: словари становятся инструментами анализа материала, способами его исследования, выполненного по методике, которую диктует общая структура словаря и схема словарной статьи. Именно таким мыслится словарь языка фольклора, который прежде всего является словарем для лингвиста. Процесс его создания представляет собой исследование языка фольклора методом тезаурусного описания. Настоящий проект является развитием идей, высказанных в первом варианте [Никитина, 1975], и опирается на результаты современных исследований лексики русского фольклора [см.: Хроленко, 1977, 1981].

Под тезаурусом мы понимаем словарь с эксплицитно выраженными семантическими связями его единиц. Входом в тезаурус могут служить как единицы смысла (тезаурус первого типа), так и языковые единицы (тезаурус второго типа). Применительно к языку фольклора в тезаурусе первого типа заголовочными единицами должны являться традиционные фольклорные значения — элементы фольклорной картины мира. Каждому такому значению должны быть сопоставлены все регулярные формы его языкового выражения и все регулярные связи с другими значениями. Тезаурус второго типа имеет дело с единицами, данными в текстах, прежде всего с отдельными словами, и сопоставляет им другие слова текста, связанные с исходными регулярными семантическими отношениями. Мы выбрали второй тип тезауруса, считая, что опора на объективную данность текста поможет в вычленении тех фольклорных смыслов, которые в дальнейшем смогут быть использованы при построении тезауруса первого типа.

Для того чтобы приступить к построению семантического словаря—тезауруса, нужно принять допущение, что совокупность отдельных художественных произведений составляет единый текст. Ведь в словаре такого типа дается семантическое поле слова, полученное на основе анализа разных текстов, рассматриваемых как один. Когда делается словарь общелитературного языка, такой подход понятий оправдан. Однако художественное произведение следует рассматривать как семантическое целое, где каждый значимый элемент приобретает смысл только в составе этого целого и смыслы и семантические поля этого элемента могут быть не тождественны в разных "целых" даже у одного автора.

Применительно к фольклору отметим следующее. Фольклорные тексты существенным образом отличаются от авторских текстов профессиональной художественной литературы. При всей их очевидной художественности (т.е. свойстве доставлять эстетическое наслаждение) они не имеют замкнутости литературных текстов. Недаром указывалось на глубинное сходство фольклора с языком [Богатырев, 1971]. В обоих случаях реализуется стержневое противопоставление langue — parole, инвариант—вариант в фольклоре: каждое воспроизведение текста является вариантом.

Не менее важно и то, что художественная функция фольклорных произведений не единственная и даже не первая: большая часть фольклорных текстов, будучи включенной в обряд, являлась составной частью жизнедеятельности, структурировала жизненный и годовой циклы. Таковы тексты календарных и свадебных обрядов. Духовные стихи, взятые в своей совокупности, тоже обладали структурирующими функциями (вспомним, что стихи были закреплены за определенными периодами — постами, христианскими праздниками), но имели прежде всего назидательное, дидактическое значение, являясь своеобразным народным учебником этики.

Известно также, что фольклорные тексты включают в себя многочисленные клише с закрепленным, неизменным смыслом — от двусловных словосочетаний до "общих мест", состоящих из нескольких десятков слов. Также клише могут быть общефольклорными, а могут характеризовать один-два жанра. В любом случае они являются языковым строительным материалом для множества текстов.

Все это позволяет нам надеяться, что тезаурусное описание слова, включающее в себя большую часть клишированных выражений, маркирующих жанр, может адекватно представить язык устных традиционных текстов.

По своему материалу словарь языка фольклора может и должен пересекаться с диалектными и этнографическими словарями, однако отличается от них и по составу словника, и по структуре словарных статей.

С диалектными словарями его роднит наличие лексического входа и диалектная окраска фольклорного материала. Однако именно словарная форма — лучший способ показать наддиалектность языка фольклора, его автономность, проявляющуюся в составе словника, в значениях слов, в их лексико-семантических связях с другими словами.

Еще один существенный фактор роднит фольклор и диалекты. Для лингвистического исследования фольклорный мир существует как бы в трех реальностях. Первая — устно-поэтическая, в данном случае песенная, речь, реализующаяся в условиях естественной фольклорной коммуникации (для разных жанров разной). На основании анализа — в том числе и статистического — исследователь может сделать выводы о структуре коллективной или индивидуальной фольклорной памяти, т.е. о некоторой сложным образом устроенной парадигматике текстов, которые по отношению к речи в первом смысле выступают в роли языка. Это вторая реальность. На материале той же речи или построенной парадигмы текстов исследователь может делать выводы о единицах собственно языка фольклора (третья реальность). При этом парадигма текстов выступает в качестве речи. Очевидно, что для разных регионов мы можем говорить о различных фольклорных диалектах — не в смысле диалектных одежд — фонетических, морфологических и прочих — под ними скрывается наддиалектная сущность языка фольклора, а в смысле диалектных текстовых парадигм, поскольку и отдельные тексты, и целые жанры могут быть ареально ограничены.

Довольно сложным является соотношение между словарем языка фольклора и этнолингвистическими словарями. Польские коллеги, например, считают, что словарь языка фольклора неизбежно должен стать словарем этнолингвистическим [Slownik, 1980; Etnolingwistyka. 1988]. Нам хотелось бы, чтобы семантическая информация в словаре не выходила за пределы знаний, задаваемых собственно фольклорными текстами. Укажем на факторы, которые могут этому способствовать. Во-первых, если в этнолингвистическом словаре [например, в Этнолингвистическом словаре славянских древностей, 1984] объектом толкования являются реалии и акцент ставится на функциях реалий, то предметом описания в словаре языка фольклора является слово, структура его семантического поля, система его устойчивых парадигматических и синтагматических связей в определенной совокупности текстов. Во-вторых, исследование языка фольклора целесообразно проводить (в отличие от лингвистических исследований реалий), отделив поэтический песенный фольклор от прозаического: языки их достаточно различны; как известно, малые жанры прозаического фольклора — былинки, бывальщины, легенды — являются одновременно этнографическим материалом, и при описании фольклорного слова мы неизбежно выходим в этнографию.

Мы вполне согласны с Л.Н. Виноградовой, что картина мира, построенная только на фольклорных данных, не тождественна картине мира, воссозданной на этнографическом комплексе. “Фольклорная модель описания ряда животных, птиц, растений (скажем, мифологемы "волк", "лягушка", "аист", "верба", "береза" и др.) дает набор одних признаков, а данные ритуально-магической практики и мифологических поверий раскрывают новые, неизвестные фольклорной традиции (или не столь явные в фольклоре) характеристики” [Виноградова, 1989, 106].

Если же составить словарь на основе текстов одного жанра — например, былин или свадебных песен, то мы выстроим фрагмент или проекцию общей фольклорной и мифологической картины народного мировидения так, как она представлена именно в этом жанре. По нашему мнению, надо составлять одножанровые словари, а затем пытаться объединять их, суммируя полученные связи и значения. Поскольку язык фольклора зависим от территориальных диалектов и в смысле текстовых парадигм, или репертуара, и в смысле языка на всех уровнях от фонетики до лексики, то следует составлять словари на текстах, однородных в диалектном отношении, например на текстах севернорусских свадебных песен. При наличии соответствующего словаря говоров мы получаем материал для сравнения бытового и фольклорного языка.

Как мы упоминали, в качестве материала для построения словаря мы используем введенные в компьютер тексты причитаний и духовных стихов. Если причитания — свадебные и похоронные — принадлежат к северному ареалу, то духовные стихи были записаны (или даже переписаны с книг печатных и рукописных) в самых разных регионах России. Поэтому словарь-тезаурус духовных стихов почти лишен диалектных черт и в первом, и во втором смыслах, хотя в будущем мы не исключаем создания словаря на материале региональных репертуаров стихов, поскольку есть архивный материал, позволяющий это сделать (например, архивы Пушкинского дома, содержащие записи русского Севера, или архивы археографических экспедиций МГУ, хранящие тексты старообрядческих уральских стихов, живущих в письменной и устной традициях; см. Приложение).

Вернемся к общим принципам: построения словаря языка поэтического фольклора.

Словарь отражает язык фольклорных текстов, поэтому он должен включать в себя все слова, встреченные в них. Однако далеко не все слова получат в словаре полное описание. Полное семантическое описание (в рамках данного словаря) получают так называемые ключевые слова, имеющие в текстах большую смысловую нагрузку, выполняющие определенные художественные функции (например, они являются символами, выразителями основных семиотических оппозиций, показателями жанра и т.п.). Описание именно таких слов — необходимое условие и инструмент анализа народнопоэтического текста.

Изложим кратко схему восприятия и понимания фольклорного текста.

Фольклорный текст представляет собой сложным образом закодированное сообщение. Можно выделить несколько уровней понимания этого текста. Первый уровень предполагает знание языка (в данном случае русского) и обычный набор представлений носителей нефольклорной культуры, т.е. этот уровень предполагает прямое прочтение текста; непонимание, возникающее на этом уровне, частично устраняется с помощью диалектных и исторических словарей (если таковые есть). Однако остаются необъяснимыми разного рода алогизмы в фольклорных текстах: как щечки могут быть алыми и лазоревыми одновременно, а ель кудрявая, как береза? Как можно поострить саблю вострую, через море положить дощечку, назвать девицу красной, т.е. красивой, когда у нее лицо, как дубовая кора, у нее тело, как котельное дно? Ответ на эти вопросы можно получить, перейдя от непосредственного прочтения текстов в мир смыслов, который предполагает знание фольклорной картины мира, его законов и существенных свойств его семантической структуры.

Например, существенно, что фольклорный мир — мир нормы, мир должного и правильного, и это утверждение помогает объяснить, почему страшная, покрытая коростой девица остается красной, почему острую саблю надо поострить: здесь мы имеем дело с постоянными эпитетами, а их функция — являть каждый раз предмет таким, каким он должен быть по своей природе и назначению, т.е. соответствующим норме. Это может противоречить частной ситуации, которая составляет сюжет, но над всем этим и во всем зримо присутствует идеальный и упорядоченный мир нормы явленный, в частности, через постоянные эпитеты. Девица всегда красная, сабля всегда острая (иначе она не сабля), даже когда ее нужно поострить.

Принципиально важно, что мир фольклора — мир символов. Народная культура вообще глубоко семиотична и символична. Символами могут быть не только языковые единицы, но и действия, и вещи; так, символичны могут быть форма и цвет одежды².

Поскольку мы имеем дело со словесным текстом, то будем говорить о символах — словах и словосочетаниях. Эти символы-образы указывают на глубинные традиционные смыслы в народной культуре, которые, как правило, не имеют прямой номинации, а выражаются в языковых единицах, сохраняющих одновременно свое прямое, непосредственное значение (ср. брачную символику в словосочетаниях топтать конем траву, подломить сени новые и т.д.). Считается, что такие названия растений и птиц, как калина, яблоня, вишенка, лебедушка, утица, являются символами невесты, однако каждый из этих символов обозначает определенную совокупность признаков, не совпадающую со значением другого символа; поэтому соответствие смыслов слова "невеста" и упомянутых символов весьма приблизительное. Фольклорная символика чрезвычайно разнообразна, для выражения одного глубинного фольклорного смысла может использоваться множество слов-символов, и наоборот — одно и то же слово может быть выразителем разных символических смыслов. Это хорошо показал П.П. Червинский, хотя он и не пользовался словом "символ" [Червинский, 1988].

Специфические ключевые слова духовного стиха также символичны, однако в отличие от традиционного светского фольклора это другая символика, символика книжной христианской культуры, погруженная в фольклорный мир. Отсюда особенная смысловая нагруженность духовного стиха — результат наложения двух картин мира. Особенно это видно при осмыслении тех слов, которые являются общими и для стихов, и для светского фольклора. Так, слово корабль довольно привычно для многих устных жанров. Особенно много кораблей в свадебном фольклоре. Корабль предстает во всех своих живописных деталях:

На корабле семеро гребцов-молодцов, восьмой — кормщичок, девятый — наносничок и т.д. Эта выписанная конкретность свадебного корабля, казалось бы, плохо совмещается с его символической ролью. Ведь символ прежде всего намек на то, что он не есть сам. Но фольклорные символы сочны и посюсторонни и в то же время определенны в своей потусторонности. Корабль есть символ перемещения невесты из своего мира в чужой. Отплытие на корабле: Корабельщички отпёхнулись, Родна матушка расплакалась — есть символ этого перехода.

В духовных стихах корабль как будто бы менее символичен: на нем отплывает Алексеи Божий человек из "Римского царства", и это вполне соответствует географии в отличие от свадебного фольклора, где невесте, чтобы выйти замуж в другую деревню, вовсе, казалось бы, не надо ехать по морю. Однако корабль в христианской литературе — символ церкви и спасения в бурном житейском море, и этот смысл просвечивает во многих духовных стихах. В стихе "О расставании души с телом" плывет корабль по реченьке, а на корабле — сам Исус Христос со апостолы.

Существенно также, что символы духовного стиха иногда имеют своими денотатами тоже символы, а именно символы христианской культуры, т.е. в тексте предстает некоторая иерархия символов. Таковы, например, символы Кривды и Правды (два зайца или двое юношей) в стихе о Голубиной книге, битва которых, как показал В. Мочульский [1887], в свою очередь, символизирует борьбу Христа и дьявола.

В любом случае очевидно, что понимание фольклорного текста предполагает умение соотносить множество элементов фольклорного мира со множеством символов.

От уровня символов перейдем к уровню семиотических оппозиций. Они являются обобщением и некоторой категоризацией единиц фольклорного текста. Если символы национальны, конкретны, зависимы от жанра, то семиотические оппозиции, по-видимому, универсальны [см.: Топоров, 1982]. Специфическими для фольклора разных народов и различных фольклорных жанров являются перечни конкретных фольклорных единиц, соответствующих разным семиотическим категориям. Знание этого уровня необходимо, чтобы понять, например, почему через море можно положить дощечку: море, так же как река, ручей, вообще вода, служит границей, переходом между мирами. Такие слова связаны с оппозицией "свое—чужое", "жизнь—смерть".

Для обрядовых текстов нужно выделить также уровень правил соотнесения элементов фольклорного текста с другими элементами обряда. Отметим, что знание соответствий между элементами разных кодов обряда не обязательно предполагает знания символики, и наоборот. Так, с одной стороны, можно знать, что слово воля в свадебных северных песнях соотносится с девичьим головным убором, но при этом не знать, что это слово символизирует в самих текстах; с другой стороны, можно знать, что слово воля является символом девичества, но не знать, что соответствует этому символу в обрядовом поведении и символике одежды.

Мы говорим здесь о важнейших семантических категориях, которые должны быть внесены в статьи словаря языка фольклора как инструмента понимания фольклорного текста. Очевидно, что проектируемый словарь является инструментом весьма ограниченным. Так, большинство фольклорных символов существует не на уровне слов, а на уровне мотивов и может быть представлено только в словаре иного типа. Фольклорная символика далеко не исследована, здесь требуются этимологические изыскания и работы по реконструкции общеславянских представлений. Тем не менее некоторое количество семантической информации рассмотренного типа в словарь внести можно. В основном же предлагаемый словарь — словарь сочетаемостный, словарь, фиксирующий постоянные, устойчивые связи слов, включающий названия типовых синтагматических и тех парадигматических партнеров заглавного слова, которые сосуществуют в одном тексте. Отметим, что устойчивые словосочетания в фольклорных текстах отражают и внеязыковые реалии в фольклорной модели мира, и языковой выбор. Так, ограниченные действия, которые можно совершать с воротами в свадебных песнях, определяются типом фольклорной реальности, однако выбор конкретного глагола для обозначения этого действия (например, растворяться) — уже языковой факт, это факт языкового сознания носителя фольклорной культуры. Иначе, устойчивые смысловые отношения — элементы внеязыковой модели мира, устойчивые словесные выражения — элементы языковой картины мира [см.: Мальцев, 1981].

Словарь должен иметь классификационную схему, отражающую распределение слов по тематическим рубрикам. Полученные классы слов могут пересекаться. Возможно, что классификация должна быть многоаспектной. Здесь представлен предварительный вариант рубрикации, общий для текстов причитаний и духовных стихов. В процессе построения тезауруса и с увеличением массива текстов рубрикация может претерпеть изменения, в частности стать детальнее. Мы перечислим рубрики, снабдив их примерами из текстов обоих видов (слова расположены по алфавиту):

Вера: ад, ангел, антихрист, архангел, бес, Бог, Богородица, вечерня, Вознесение, Господь, грех, душа, дьявол, Евангелие, заповедь, икона, инок, каяться, молитва, монастырь, постовать, рай...

Вселенная:
а) небеса: звезды, луна, солнце, тучи...
б) земля (ландшафт): Алатырь камень, гора, долина, дорога, земля, камень, лес, луга, море, озеро, окиян, поле, пустыня, река... (заметим, что перечисленные детали земного ландшафта являются типичными локусами).

Физические состояния мира/предметов: бежать, бросить, гореть, лежать, сиять, стоять, топить, ходить...

Растения: береза, верба, гриб, дерево, дуб, ель, калина, кипарис, корень, куст, лист, малина, мурава-трава, осина, плакун-трава, ракита, смородина, цветок...

Животный мир: бык, волк, ворона, голубь, гуси, единорог, заяц, зверь, змей/змея, кукушка, конь, корова, ласточка, лебедь, орел, пес, рыба, собака, сокол, утка, черви...

Стихии и вещества: буря, ветер, вода, воздух, вьюга, дождик железный, жемчуг, заря, искра, медь, молния, мороз, огонь, олово пламя, потоп, роса, снег, соль, хрустальный...

Человек.
1. Физическое существо:
а) части тела: брови, волос, голова, глаза/очи, грудь, зубы, кости, кровь, лицо, лоб, перст, печень, плечо, ребра, сердце, уста, утроба, чело...
б) восприятие, ощущения; физическое состояние: болезнь, возраст, жажда, живот, здоровый, кончина, мертвец, молодой, немощный, помереть, пьяный, спать, сытый, хвороба...
2. Разумное существо:
а) ум, чувство, душа: алчный, беззлобный, бесстыжый, благоверный, бояться, ведать, возлюбить, воля, вражда, гнев, грусть, досада, душа, жалость, знать, корысть, любезный, мудрый, неученый, обида, память, плакать, радость, слеза, стыд, хотеть...
б) поведение (поступки): бездельный, беседовать, блудник, волховать, воспитать, грешить, наказать, обмануть, повелеть, поститься, помогать, пособить, работать, соблазняться, угрожать...
в) речь: бранить, величать, возопить, выслушать, гласить, голос, грамота, звать, имя, книга, молвить, назвать, написать, похвала, речь, сказать, слово, стих, читать, язык...

Социальная (семья, социальные роли) и экономическая структуры: армия, архиерей, барин, батюшка, богатый, брат, вдова, власть, воевода, вор, генерал, держава, дочь, замуж, имение-богачество, инок, князь, купец, кум, матушка, народ, нищий, отец, полк, родители, сродственники, тюрьма, царь, чадо...

Элементы материальной культуры:
а) жилище (дом), его части и содержимое: баня, блюдце, брус, ворота, горенка, дверь, двор, дрова, забор, изба, клеть, ключ, крыльцо, кут, лавка, ларец, палаты, перина, подушка, стол, сундук, чаша...
б) пища, одежда, инструменты, транспорт: брашны, бархат, вино, гребешок, гусли, корабль, лапотки, копье, лук, мед, одежда, пиво, пояс, румяна, рубашка, сани, телега...

Время: век, весна, вечер, воскресенье, год, давно, день, зима, лето, месяц, минута, навсегда, ночь, ожидать, осень, поздний, пора, рано, сутки, утро, час...

Мера, степень, числа: бесконечная, вдвое, второй, велик, весь/все, высоко, два, единый, малый, семь, три, четыре...

Оценки: баской, благой, глупый, грешный, грозный, добрый, достойный, душегубец, зло, истинный, клеветник, лучше, немилостивый, окаянный, пакостный, прекрасный, честный...

Собственные имена: Авель, Авраамий, Аглик, Адам, Алексей, Владимир-князь, Гавриил, Давыд Евсеевич, Егорий, Иаков, Иосиф, Киев, Лазарь, Москва, Никола, Петр, Рим...

Наполнение этих рубрик для духовных стихов и причитаний различно.

Так, рубрики "Вера", "Речь", "Собственные имена" гораздо значительнее в классификационном поле духовных стихов; рубрика "Элементы материальной культуры" более объемна в лексике свадебных причитаний.

Мы сопоставили словники духовных стихов и причитаний; зона пересечения весьма значительна и составляет около половины лексем каждого словаря.

В соответствующих тезаурусах эти общие слова могут вести себя по-разному. Отметим следующие случаи:
1. Тезаурусные статьи в обоих словарях близки по содержанию и объему. Таковы слова поле, палаты, желтый.
2. Значение слова одинаково, но количество семантических и словообразовательных связей слов различно. Таково, например, слово грех, общее для причитаний и духовных стихов, но имеющее несравненно более богатые словообразовательное гнездо и семантическое поле в духовных стихах (см. описание этого слова в гл. 6).
3. Непосредственные значения слов совпадают, но символические значения их различны. Таковы слова корабль, море, гора.
4. Многозначное слово реализует в разных жанрах разные значения. Таково, например, слово воля, имеющее разные значения в свадебных, разбойничьих песнях и духовных стихах.

Данные автоматических частотных словарей словоформ текстов причитаний и духовных стихов говорят о том, что значимые, семиотически нагруженные слова, как правило, являются и наиболее частотными. "Как правило" означает, что есть исключения, например семантически весьма загруженное слово кривда в стихе о Голубиной книге — слово редкое.

Рассмотрим перечни наиболее частых знаменательных слов текстов духовных стихов и причитаний (на материале машинных массивов). Для духовных стихов это следующие слова: Бог, царь, Господь, мать, земля, святой, душа, Христос, божий, великий, молодец, пойти, горе, отец, свет, Георгий, Гора, небесный, брать, взять, плакати, говорить, человек, брат, братия, рай, река, рука, ангел, вера, пустыня, раб, век, люди, церковь, слеза, царство, смерть, слово, грех, белый, злой, добрый, грешный, темный, вечный.

В словаре похоронных причитаний высокочастотными словами являются существительные головушка, дитятко, дорожка и путь, обида/обидушка, земля, кручина/кручинушка, лебедушка, люди, родители, разум, сирота, смерть/смеретушка, слово/словечушко, суседи, прилагательные бедный, победный, белый великий, желанный, любимый, малый, надежный. В словаре свадебных причитаний наибольшую частоту имеют существительные батюшка, голубушка, мамушка, солнышко, красота, лавица, подруженьки, молодешенька, чуженин, люди, сестрица, гости, сторона, кормилец, окошечко, голос, головушка, сватьюшка, времечко, светлица, горница; прилагательные сизые, милые, добрые, белый, чужой. Очевидно, что набор высокочастотных слов в обоих случаях дает представление о семантике соответствующих текстов, несмотря на небольшие объемы машинных массивов.

Предыдущая    В начало    Следующая