Ю.Н.Тынянов
 

ПОЭТИКА
ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ
КИНО
// Подг. изд. и комментарии Е.А.Тоддеса, А.П.Чудакова,
М.О.Чудаковой. — М.: Наука, 1977. — 574 с.
Ю.Н.Тынянов
OCR – Александр Продан
Web-редакция - Альбина Максимова
Poetica
Страница
Ю.Тынянова
Литература

 


 

ПРЕДИСЛОВИЕ (С. 3—17)

 

Научная деятельность Юрия Николаевича Тынянова началась очень рано — в сущности, еще в гимназические годы. Уже к семнадцати годам он не просто прочел, а пережил русскую литературу. Ему понятны и близки были трагедия Лермонтова, самоотречение Толстого. Он уже свободно владел крылатым знанием, основанным на памяти, которую смело можно назвать феноменальной.

Наш современник должен прежде всего представить состояние гуманитарной науки начала века. «История литературы, — писал в 1893 г. А.Н.Веселовский, — напоминает географическую полосу... куда заходят охотиться историк культуры и эстет, эрудит и исследователь общественных идей» 1. В многотомных трудах исчезала грань между реальной жизнью и героями, воплотившими эту жизнь в художественном произведении. Так, в своей «Истории русской интеллигенции» (1906—1911) академик Д.И.Овсянико-Куликовский ставит рядом Чаадаева и Евгения Онегина, Грановского и Дмитрия Рудина. Внимательно изучавший Потебню и Веселовского, с уважением относившийся к работам В.Н.Перетца и С.А.Венгерова, Тынянов, с его остротой зрения, не мог принять рутинных схем эпигонов академической науки. «Я стал изучать Грибоедова — и испугался, как его не понимают и как не похоже все, что написано Грибоедовым, на все, что написано о нем историками литературы (все это остается еще и теперь). Прочел доклад о Кюхельбекере. Венгеров оживился. Захлопал. Так началась моя работа. Больше всего я был не согласен с установившимися оценками» 2.

 

Начинались поиски собственного пути. Они были связаны, без сомнения, с длительными размышлениями над тем, что предлагала ему традиция, существовавшая десятилетия. И столкновение с традиционной наукой, которая «скользила по общим местам и неясно представляла себе людей, течения, развитие русской литературы» («Автобиография», стр. 20), оказалось очень острым. Оно и не могло быть иным. Ученый, сложившийся после революции, Тынянов не терпел машинального мышления. Формулы, существовавшие по инерции в старом литературоведении, неизменно вызывали с его стороны резкий отпор.

В 1916—1919 гг. вышли в свет три выпуска «Сборников по теории поэтического языка». Авторы их организовали Опояз — общество по изучению поэтического языка (существуют несколько отличающиеся друг от друга версии его возникновения — фактические сведения даны в комментарии, стр. 504—507). Тынянов вошел в это общество в 1919 или 1920 г. и внес в его работу оригинальный и значительный вклад. Молодые ученые, чувствовавшие себя у истоков нового общества и новой науки, пытались познать прошлое в свете настоящего. Вне этой неповторимой атмосферы революционных лет нельзя понять ни их ошибок, ни их достижений.

Понимания этого нельзя достичь, не воссоздав надежной фактической канвы их деятельности, особенно раннего ее этапа. А это возможно лишь в результате тщательного изучения еще очень мало затронутого печатного и архивного материала — немногих уцелевших писем и дневников, рукописей или афиш, оказавшихся нередко единственным свидетельством прочитанного более полувека назад доклада... Это время — время юности моего поколения — давно уже стало историческим. Читая страницы его литературной и научной жизни, исследователь проделывает работу, сходную с работой археолога. «Речь идет не о реабилитации формализма и не о новом туре его разоблачений, а о возможности дать объективную оценку его основных положений, его исторического значения», — пишет А.С.Мясников в статье «Проблемы раннего русского формализма», пытаясь взглянуть на это течение «глазами нашего современника, человека 70-х годов XX века» 3. Эта сложная задача, которая предполагает как строгость исторического изучения, так и современную оценку, решается сейчас усилиями многих исследователей. Я думаю, что важную роль играют здесь предпринятые в последние годы издания трудов ряда ученых — В.М.Жирмунского, Л.С.Выготского, Б.М.Эйхенбаума, П.Г.Богатырева, Ю.Н.Тынянова и др.

Оценивая первые этапы работы формалистов, современный исследователь пишет, что «они стремились раскрепостить поэтическое слово от философских и религиозных догм, насаждавшихся символистами... Вместо характерного для литературной науки прошлых лет стремления использовать в литературоведческом исследовании философию, историю культуры, психологию формалисты ориентируются на лингвистику, на методы филологического анализа художественного произведения, на конкретное изучение специфических особенностей литературного материала» 4.

 

Не вдаваясь в детальное рассмотрение основных теоретических положений Опояза, можно выразить их известной формулой: художественное произведение есть сумма приемов. Прием преобразует внеэстетический материал в произведение искусства. В результате того или другого соотношения приемов возникает композиция, построение. Ранний формализм интересовался преимущественно тем, как «сделано» произведение, — самое это слово вошло в обиход Опояза. В стихотворении, новелле, романе исследователь стремился прежде всего найти композиционную основу. Вопрос о смысловом построении не ставился. Тем самым игнорировался и феномен многозначности любого подлинного произведения искусства. При всем остроумии наблюдений, сделанных талантливыми учеными, «сумма приемов» оказывалась механистическим понятием, подменявшим собой живое бытие художественного целого.

Формула «искусство как прием» «работала» только в рамках теории внутреннего, имманентного развития литературы, в основном независимого от сложного воздействия социальной среды. Приемы стареют, теряется ощущение новизны. Они повторяются — сознательно или бессознательно. Постепенно (или внезапно) нарастает необходимость их обновления, возвращающего искусству свежесть и силу. Но почему возникает эта необходимость? Почему в литературной борьбе побеждает вполне определенное направление — именно это, а не другое? Механистически упрощенная картина историко-литературного развития не давала ответа на эти вопросы. Справедливо возражая против характерного для дореволюционной науки прямолинейно-идиллического понимания традиций, формалисты предложили считать основным другой фактор — фактор борьбы за «новую форму». Эта крайность привела их к узкому представлению: борьба направлений рождается из самой себя, вне зависимости от социальных условий. Отсюда недалеко было и до искусственной изоляции литературы, развивающейся якобы вне других сфер общественной жизни. Естественно, что эта тенденция обусловила существенную ограниченность того, что было сделано формалистами в теории и истории литературы. Об этом подробно пишут в своих известных работах М.Б.Храпченко, Ю.Я.Барабаш, А.С.Мясников и другие. Общим и конкретным вопросам деятельности Опояза, критическому анализу его теорий с философской точки зрения и в аспекте эстетики и литературоведения посвящен ряд специальных работ, этому уделяется внимание в диссертациях и «Ученых записках». Такой анализ, как и установление истоков формализма в русском и западном искусствознании, сопоставление Опояза с другими научными течениями, изучение борьбы марксистской эстетики и критики с формализмом, попыток формализма учесть воздействие на литературу социальных факторов, тщательное отделение полемически-эпатирующих лозунгов раннего Опояза от того ценного, что содержится в конкретных работах, — все это не только служит интересам истории нашей общественной жизни, истории науки, но и отвечает требованиям современности, науки сегодняшней.

Среди опоязовцев сравнительно рано возникло стремление разобраться в закономерностях литературной эволюции — и с особенной силой это стремление сказалось в научном творчестве Тынянова. Именно он в последовательном развитии своих взглядов очень многое сделал для преодоления формулы «искусство как прием».

В деятельности формальной школы его поиски занимали особое место. Так, он остался свободен от теоретизирования по поводу «слова как такового» и в изучении стихотворного языка направил свои усилия на исследование специфически поэтической семантики.

Войдя в Опояз уже после того, как сложилась научная теория его основателей, он в своих ранних работах разделял основные положения формалистской доктрины. Это видно в первой его большой работе «Достоевский и Гоголь», где действие сложных факторов, образующих реальный литературный процесс, возведено к жанровому и стилистическому явлению пародирования, а диалектика преемственности и борьбы, играющая столь важную роль в этом процессе, представлена только одной из «составляющих» — антагонизмом литературных поколений. В статьях о Некрасове и Тютчеве много ценных мыслей и наблюдений, но социальная, познавательная стороны поэзии здесь отодвинуты, отделены от формы. В то же время Тынянов принес с собой и пристальный интерес к значению художественного построения и острое чувство исторического фона, без которого это значение невозможно понять с необходимой полнотой. Говоря об отношении Тынянова к «первоначальной доктрине формальной школы», Л.Я.Гинзбург справедливо подчеркивает именно эти свойства его научного творчества.

Мне представляется характерным разговор, о котором она вспоминает, подкрепляя свое убедительное рассуждение: «— Виктор — механик... Он верит в конструкцию, — говорит Тынянов о своем близком друге В.Б.Шкловском. — Он думает, что знает, как сделан автомобиль... А я, я — детерминист. Я чувствую, что жизнь переплескивается через меня. Я чувствую, как меня делает история» 5.

 

«Обособляя литературное произведение, исследователь вовсе не ставит его вне исторических проекций, он только подходит к нему с дурным, несовершенным историческим аппаратом современника чужой эпохи» («Литературный факт»). Эта мысль, перебрасывающая мост между настоящим и прошлым, характерна в равной мере и для научных трудов Тынянова, и для его художественных произведений. Так в теорию замкнутого литературного ряда врывается историзм, органическое свойство таланта Тынянова, окрасившее все, что он сделал в науке и в художественной прозе.

Стремление понять, из каких слагаемых составляется сложный смысл художественного произведения, как исторически изменяются способы порождения этого смысла, как воспринимается он современниками и потомками — людьми, живущими в разные литературные эпохи и по-разному прочитывающими одни и те же тексты, — все это отличительные черты научного мышления Тынянова. И в изучении отдельно взятого произведения, и в подходе к истории литературы они определили своеобразие Тынянова внутри формальной школы. Особенно важной в этом отношении была книга «Проблема стихотворного языка» — недаром сам автор считал ее наиболее характерной своей работой (см. об этом в комментарии, стр. 502). Но не только эта замечательная книга приходит на ум, когда задумываешься об оригинальном вкладе Тынянова в деятельность Опояза и шире — в общетеоретический багаж богатой яркими концепциями науки 20-х годов. Решительно утверждая художественную специфику литературы, Тынянов увидел вслед за этим необходимость поставить вопрос о ее соотношении с другими социально-культурными явлениями (подробнее об этом в комментарии, стр. 525—526). «Построение... замкнутого литературного ряда и рассмотрение эволюции внутри него наталкивается на соседние, бытовые в широком смысле, социальные ряды», — писал он. Методологические трудности движения к этим рядам, вовлечения их в научный анализ он попытался разрешить в статьях «Литературный факт» и «О литературной эволюции», призвав на помощь нелегкую, необычную, но будящую теоретическую мысль терминологию. Понятия «система», «функция» (см. о них в комментарии, стр. 520 и далее) были для него опорными при построении концепции литературной эволюции. Ее нельзя считать полностью разработанной, завершенной, но без учета этих положений Тынянова, без анализа его терминологического аппарата невозможна объективная оценка его деятельности. Тыняновское понимание стихотворного ритма и смысла, как целый ряд других его идей в области теории и истории поэтических жанров и поэтического языка, определили его положение не только в эволюции Опояза, но и в истории советской филологической науки. В своих работах Тынянов стремился обновить границы поэтики, вывести ее за пределы слишком широких культурно-исторических построений, не растворяя их в лингвистике.

Однако, если говорить о научном наследии Тынянова в целом, идеологические и социальные факторы, воздействующие на искусство, недостаточно учитывались им в конкретном анализе. Отдельные положения его работ конца 1920-х годов о необходимости рассмотрения социальных аспектов литературных явлений носят в значительной мере декларативный характер. В 1920-х годах еще не был выработан комплексный подход к литературе, и тогдашние научные направления выдвигали какую-либо одну ее сторону. Именно поэтому следует оценивать научное наследие Тынянова в свете развития взглядов ученого, эволюции всей формальной школы и поисков представителей других научных направлений. Напомним о попытках соединения принципов социологической и формальной школ (Б.И.Арватов) или о «синтетических» схемах П.Н.Сакулина. Примерно тогда же обратили на себя внимание работы Г.А.Гуковского, в позднейших талантливых и глубоких исследованиях которого стиль писателя рассматривается в неразрывной связи с мировоззрением — как художественная его реализация. Особое место принадлежит M.M.Бахтину, чьи оригинальные работы основывались на глубокой лингво-эстетической концепции, с точки зрения которой он подверг формализм острой критике. Несмотря на несхожесть, все эти поиски так или иначе способствовали преодолению односторонности в подходе к литературе, будь то односторонность формалистическая или вульгарно-социологическая. Они уясняли возможности целостного анализа произведения, стиля, творчества писателя, литературной школы. Тынянов, в 20-е годы естественно воспринимавшийся как видный деятель Опояза, сегодняшней науке видится в значительно более широком ряду советских ученых, чьи напряженные труды полвека назад легли в основание новейшей эстетики и науки о литературе.

В 1924 г. на страницах журнала «Печать и революция» шла дискуссия о формальном методе. В полемику со статьей Б.М.Эйхенбаума «Вокруг вопроса о формалистах» вступили А.В.Луначарский, П.С.Коган, В.Полянский, П.Н.Сакулин. Марксистская критика требовала «точного установления социального места формализма» (Луначарский), она решительно возражала против автономности историко-литературных проблем, их отделенности от истории общества, их рассмотрения вне социальных противоречий эпохи.

Формализм, как давно установило современное литературоведение, не был явлением монолитным. Б.М.Эйхенбаум, В.Б.Шкловский, Б.В.Томашевский, В.М.Жирмунский шли собственными путями в науке. В.Шкловский, который энергично защищал ранние доктрины Опояза, впоследствии от них отказался. В 1927 г. он заявил на публичном диспуте, что «работа последних лет убедила его, что прежняя формула об автономном литературном ряде, развивающемся вне пересечений с бытовыми явлениями, что эта формула, бывшая всегда только рабочей гипотезой, — сейчас должна быть осложнена» 6. Через три года он прямо заявил: «Для меня формализм — пройденный путь» 7. В недавней книге, цитируя старое свое определение — «Литературное произведение есть чистая форма, оно есть не вещь, не материал, а отношение материалов», — Шкловский пишет: «Отказываясь от эмоций в искусстве или от идеологии в искусстве, мы отказываемся и от познания формы, от цели познания и от пути переживания к ощущению мира» 8.

 

Взаимоотношения Тынянова и Шкловского — существенная часть «внутренней жизни» Опояза. Личный, научный, литературный аспекты здесь тесно связаны. Соглашаясь в основном, ученые, однако, не всегда придерживались единой точки зрения. Были и расхождения, и споры, а споры между друзьями подчас не менее остры, чем с противниками. Временами столкновения становились болезненными, но оставалась неизменной человеческая близость, та теплота дружеского участия, которая всегда была дорога Тынянову и так важна в последние годы, когда он был безнадежно болен. Не зная этих обстоятельств, невозможно, я убежден, представить во всей полноте картину и научных взаимоотношений Шкловского и Тынянова. Казалось естественным дать в книге нужные сведения.

Такую необходимую по отношению к современному читателю задачу выполняют, на мой взгляд, комментарии к предисловию к «Архаистам и новаторам».

Научная мысль Тынянова не останавливалась в течение двух с половиной десятилетий его неустанной работы. Труды, составившие этот том, наглядно показывают эволюцию взглядов ученого. В разработанных совместно с Р.О.Якобсоном (в 1928 г.) тезисах «Проблемы изучения литературы и языка», а также в большой статье «О пародии» (1929), сохранившейся в архиве Тынянова, очевидно все большее расширение научного его горизонта. Принципы, сформулированные в этих работах, глубоко отличаются от ранней опоязовской установки на имманентное рассмотрение литературных произведений.

Широкая известность Тынянова была основана не только на его научных работах. Он мечтал написать трилогию Кюхельбекер — Грибоедов — Пушкин и, без сомнения, осуществил бы этот грандиозный замысел, если б работа не была прервана его болезнью и безвременной кончиной. Но и то, что было сделано (романы «Кюхля», «Смерть Вазир-Мухтара» и «Пушкин», рассказы «Подпоручик Киже», «Малолетный Витушишников», «Восковая персона» и др.), дает все основания считать его одним из немногих основателей советской исторической прозы.

В этом кратком предисловии, посвященном его научным изысканиям, я не могу анализировать художественные произведения Тынянова. Скажу только, что он не стал бы романистом, если бы не был глубоким знатоком русской литературы, мастером исторического изучения, умевшим сопоставлять бесконечно далекие факты и делать выводы, блистательно опровергавшие готовые представления. «...Нужна упорная работа мысли, вера в нее, научная по материалу работа — пусть даже неприемлемая для науки, — чтобы возникали в литературе новые явления. Совсем не так велика пропасть между методами науки и искусства. Только то, что в науке имеет самодовлеющую ценность, то оказывается в искусстве резервуаром его энергии» 9, — писал он о Хлебникове.

 

Художник всегда был очень силен в исследовательских работах Тынянова, а его романы и рассказы были бы невозможны без того глубокого разреза истории, который он производил умным ножом исследователя. И когда мы говорим о тыняновских попытках осмысления взаимосвязей между литературой и «соседними рядами» культуры и быта, не следует забывать, что многое в этом плане он надеялся понять за пределами науки — как художник, в собственной прозе.

В первый раздел настоящего сборника вошли работы Тынянова о литературе XIX и XX в. Это статьи о Некрасове, Тютчеве, Пушкине, Кюхельбекере. Важным дополнением к известным «пушкинским» работам Тынянова являются статья «О композиции „Евгения Онегина”», богатая теоретической проблематикой, и острополемическая работа «Мнимый Пушкин» — о многочисленных в свое время псевдоатрибуциях. Неизвестная до настоящего времени большая работа «Тютчев и Гейне» представляет собой несколько глав из незавершенной монографии Тынянова, писавшейся в начале 20-х годов параллельно другим его работам о Тютчеве и ранее переводов из Гейне.

Включенные в настоящий сборник статьи Тынянова о советской литературе — «Литературное сегодня», «Промежуток» и другие — говорят о тех поэтах и писателях, чьи имена давно вошли в историю нашей поэзии и прозы, — о В.Маяковском, Н.Асееве, А.Ахматовой, Н.Тихонове, Б.Пастернаке, А.Толстом, К.Федине, Л.Леонове, Вс.Иванове и многих других. Тынянов раскрылся в них как острый и оригинальный критик, как саркастический эссеист.

В своих суждениях он принципиально отказывался от уклончивых оценок, смягчающих формулировок. Он не боялся парадоксов — он любил их. Критические жанры Тынянов смело приравнивал к художественным — и доказывал это собственной работой. Неожиданные его сопоставления, вопреки кажущейся отдаленности (Маяковский и Есенин — ода и элегия), основаны на глубоком проникновении в сущность художественных явлений. Это слово литератора о литераторах, слово-метафора, афоризм мастера-профессионала, призванный задеть за живое, вызвать на спор, обнажить характерное. Так, он нападает на «отражающую» беллетристику, под «отражением» в данном случае понимая, конечно, скованность шаблонами, копирование, элементарность. Нет нужды и защищать, скажем, Горького от оценок Тынянова (в заостренном до своеобразного критического гротеска фельетоне «Сокращение штатов» или статье «Литературное сегодня»). Недаром же он писал: «...Особая, совершенно индивидуальная черта Горького: от его первых бурных вещей до его классических воспоминаний и автобиографического цикла, вплоть до последних его произведений, — он вовсе не был старым писателем, от которого ждали определенных вещей. Никто не знал, что он скажет. Я не ошибусь, если скажу, что в каждый данный момент в литературе он был самый молодой писатель» 10.

 

Но Тынянов-критик не существует без Тынянова-ученого. Только войдя в язык его научных статей (этому помогает комментарий к ним в предлагаемом читателю томе), можно понять, например, что «пародия» в его устах — не уничижительное слово, а термин, обозначающий сложное явление, всегда живущее в литературе. В явлении этом сказывается динамичность литературы, ее противоречия — источник всякого развития. Объемное знание прошлого не только не отяжелило, но сделало легким его шаги в современной советской литературе. Сегодняшний читатель должен, однако, почувствовать, что написаны эти статьи о современниках, о соратниках. И надо оценить глубину критических оценок Тынянова, хотя не следует забывать, что критик-современник — не предсказатель. Странным было бы ждать от Тынянова суждений, способных объяснить наперед всю сложность эволюции писателя. В иных случаях Тынянов как бы намечал направление дальнейшего творческого пути. И здесь он подчас ошибался. Так, оценка Есенина покажется сегодня излишне строгой. Дело тут, видимо, и в том, что склад дарования этого поэта не столь близок художественным вкусам и пристрастиям Тынянова, как творчество Пастернака или молодого Тихонова. Противоречивым было и отношение Тынянова к Маяковскому. Он полностью сознавал масштаб этой фигуры в нашей литературе — «положение у Маяковского особое» («Промежуток»), сознавал и значение поэта как выразителя своего поколения, молодость которого совпала с революцией (см. интересный набросок, приведенный в комментарии на стр. 501). И задумываясь сегодня над острой и глубоко заинтересованной тыняновской характеристикой Маяковского, я мог бы сказать: если даже у стиха Маяковского и были «перебои сердца» («Промежуток»), он справился с ними, обогатив нашу поэзию такими шедеврами, как «Сергею Есенину» и «Во весь голос». Он сам предсказал свое будущее:

Мой стих
трудом
громаду лет прорвет.

И еще об одном. Немаловажен нравственный аспект работы Тынянова-критика. В его статьях дело поэта всегда рассматривается не только в перспективе всей истории отечественной словесности, но и в атмосфере ответственности каждого литератора за каждое свое слово. Он никогда не забывал, что работает в великой литературе.

В раздел теории литературы и поэтики включены известная и давно получившая признание работа «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)», статья «Ода как ораторский жанр», тонко анализирующая сложные явления русской поэзии XVIII в., найденный в архиве ученого первоначальный вариант предисловия к книге «Проблема стиховой семантики», статьи «Литературный факт», «О литературной эволюции», исследование «О пародии», «Иллюстрации» — своеобразная работа, до сих пор поражающая свежестью трактовки важных эстетических проблем.

Острый интерес к разным родам искусства, редкостно свежее ощущение их специфичности привели Тынянова к кинематографии. Он писал сценарии, присутствовал на съемках, и о работе с ним выдающиеся деятели нашей кинематографии вспоминают как о знаменательном и вдохновенном времени. Он любил немое и черно-белое кино и думал, что родившееся на его глазах искусство будет развиваться в этом направлении. Прогноз его не подтвердился: кино стало звуковым, цветным, широкоформатным. Тем поразительнее тот факт, что работы Тынянова прочно вошли в фонд наиболее значительных трудов по поэтике кино. Это — важная часть его теоретического наследия.

Задачу издания столь нужных науке работ Тынянова в возможно более полном объеме поставил еще в 1968 г. академик В.В.Виноградов. «Историко-литературные труды Ю.Н.Тынянова до сих пор полны глубокого и живого интереса, — писал он, — не только историографического, но и научно-исследовательского. Острый ум, талант ученого-филолога, усиленный тонким художественным и критическим чутьем, блестящий писательский дар, широкая культура европейски образованного интеллигента — вот что поражает в научных произведениях Ю.Н.Тынянова... Нелегко указать среди деятелей советской литературной культуры личность более сложную, цельную, глубокую и так самоотверженно преданную высоким интересам науки» 11. В 1965 г. была переиздана книга «Проблема стихотворного языка», в 1968 г. — статьи по истории русской поэзии первых десятилетий XIX в. (сб. «Пушкин и его современники»). С выходом данного тома наследие Тынянова в большей и самой ценной своей части станет доступным и для специалистов, и для более широкого круга читателей.

 

Комментарии в настоящем издании задуманы не только как необходимые пояснения справочного характера. Они несут в себе сведения, создающие для работ Тынянова более широкий контекст — в плане биографическом, историческом и концептуальном. Такое расширение — в интересах истории нашей науки. Выигрывает от него и читатель: комментарии приближают к нему тексты полувековой давности, воссоздавая ту атмосферу, в которой они рождались. Представлялось необходимым также учесть существовавшие в науке разные точки зрения — именно это помогает показать, как Тынянов включался в решение больших методологических вопросов его времени. Этой цели служат и архивные материалы, и отсылки к трудам современников ученого. Следует, однако, оговориться: литературно-художественная и научная жизнь 20-х годов, как мы уже отмечали, была чрезвычайно интенсивной, и в комментариях, сосредоточенных вокруг одного автора, невозможно, разумеется, дать очерк всех эстетических теорий этого времени. Поэтому для более полного представления об этих теориях и их сложном взаимодействии читателю необходимо иметь в виду, кроме отдельных указанных нами ранее работ современных исследователей, историко-научные издания «Из истории советской эстетической мысли» (М., 1967) и «Советское литературоведение за 50 лет». Полезными окажутся ему такие недавние сборники, как «Литературно-эстетические концепции в России конца XIX — начала XX в.» (М., 1975), и коллективные труды, последовательно рассматривающие процесс формирования отечественного литературоведения, в настоящее время доведенные до второй половины XIX в. (см. «Академические школы в русском литературоведении», 1975).

«Эта книга — не биография», — писал Тынянов в черновике предисловия к роману «Пушкин», сохранившегося в его архиве. — Читатель напрасно стал бы искать в ней точной передачи фактов, точной хронологии, пересказа научной литературы. Это — не дело романиста, а обязанность пушкиноведов. Отгадка часто заменяет в романе хронику происшествий — с той свободой, которою издавна, по старинному праву, пользуются романисты. Научная биография этим романом не подменяется и не отменяется. Я бы хотел в этой книге приблизиться к художественной правде о прошлом, которая всегда является целью исторического романиста».

С интуицией художника Тынянов умел читать текст, нащупывая в нем внутреннюю, затаенную жизнь. То, чего не замечал никто, страницы, по которым равнодушно скользили глаза, открывались перед ним в новом, глубоком значении. Осколки чувств, запрятанных между строками, вдруг становились ясными, живыми, когда он по-своему читал эти страницы. Подчас не прибегая к свидетельствам современников, он умел находить в литературе картину борьбы направлений, той борьбы за «новое зрение», о которой он впоследствии написал в статье о Хлебникове: «но есть литература на глубине, есть жестокая борьба за новое зрение, с бесплодными удачами, с нужными, сознательными «ошибками», с восстаниями решительными, с переговорами, сражениями и смертями. И смерти при этом бывают подлинные, не метафорические. Смерти людей и поколений».

Именно эта борьба за новое зрение была главной темой Тынянова в истории литературы.

Не следует думать, что он был целиком погружен в исторические изучения, лишь там находил источники своего вдохновения. Сила его как раз и заключалась в том, что это был человек глубоко современный, превосходно понимавший мировое значение новой и решающей полосы в истории России.

История научного пути Тынянова не может не быть поучительной. В этом томе она, пожалуй, впервые представлена с такой полнотой.

Могучая воля исследователя, сурово и непреклонно стремящегося к цели, не оставляющая в стороне ни одного самого ничтожного факта, если он может служить делу, видна на каждой странице его многосторонних трудов.

В.Каверин

 


 
[1] А.Н.Веселовский. Историческая поэтика. Л., 1940, стр. 53.
[2] Ю.Н.Тынянов. Автобиография. В кн.: Юрий Тынянов. Писатель и ученый Воспоминания. Размышления. Встречи. М., 1966, стр. 19.
[3] Контекст. 1974. Литературно-теоретические исследования. М., 1975, стр. 78.
[4] С. Машинский. Пути и перепутья. (Из истории советского литературоведения). — «Вопросы литературы», 1966, № 5, стр. 74—75.
[5] Юрий Тынянов. Писатель и ученый, стр. 90.
[6] «Новый Леф», 1927, № 4, стр. 46.
[7] «Литературная газета», 1930, № 4.
[8] В. Шкловский. Тетива. О несходстве сходного. — В его кн.: Собр. соч., т. 3. М., 1974, стр. 468.
[9] Ю. Тынянов. Проблема стихотворного языка. Статьи. М., 1965. стр. 296.
[10] «Литературный современник», 1938, № 6, стр. 172.
[11] В.В.Виноградов. О трудах Ю.Н.Тынянова по истории русской литературы первой половины XIX в. — В кн.: Ю.Н.Тынянов. Пушкин и его современники. М., 1968, стр. 5, 23.

^

ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ (С. 397 —402)

Работы Ю.Н.Тынянова появились в печати в 1921 г. Первой из них была книга «Достоевский и Гоголь (к теории пародии)», вышедшая не позднее августа 1921 г. (написана в 1919 г.). В том же году опубликованы статьи «Блок и Гейне», «Стиховые формы Некрасова», «Записки о западной литературе». 1921—1924 гг. ознаменованы в биографии Тынянова наиболее интенсивной исследовательской работой. В это время оформляются два определяющих для его научного творчества комплекса идей — схема развития русской поэзии XVIII — первой половины XIX в. и концепция семантики стихотворного языка. Печатание отставало по времени, иногда значительно, от лекционного изложения (главным образом в ГИИИ). Так было со статьями «Архаисты и Пушкин» (полностью напечатано в 1926 г.), «Ода как ораторский жанр» (напечатано в 1927 г.), «Вопрос о Тютчеве» (1923), «„Аргивяне”, неизданная трагедия Кюхельбекера» (1929). В первой половине 20-х годов Тынянов обычно помещал свои статьи и рецензии не в специальных изданиях, а в журналах «Книга и революция», «Жизнь искусства», «Русский современник», «Леф» и др. В 1924 г. вышла книга «Проблема стихотворного языка». К середине 20-х годов относится ряд статей о кино. Вторая половина 20-х годов — время главным образом теоретической работы, которая должна была послужить преддверием к истории литературы XVIII—XIX вв., построенной на основе тыняновской концепции литературной эволюции.

Труды Тынянова по истории литературы и поэтике при жизни автора лишь однажды были собраны в отдельном издании: в книгу «Архаисты и новаторы» (Л., «Прибой», 1929; вышла из печати не позднее начала февраля) было включено 17 работ 1919—1928 гг. Все они, за исключением статей «Пушкин» и «„Аргивяне”, неизданная трагедия Кюхельбекера», публиковались ранее. Работа последних двух лет перед выходом этой итоговой книги была представлена статьями «О литературной эволюции» (1927), «Пушкин», «О Хлебникове» (1928). В 30-е годы, когда интенсивность теоретических занятий Тынянова (отчасти из-за болезни) снижается, основное место в его печатной продукции занимают историко-литературные и биографические работы, главным образом о Кюхельбекере и Пушкине, причем теперь они заметно сближаются с его литературными замыслами. В эти годы Тынянов предполагал еще одно издание своих научных трудов. Многочисленные планы, сохранившиеся в его архиве, показывают, что это несостоявшееся издание задумывалось им в широких рамках книги типа АиН или в виде нескольких томов предполагаемого собрания сочинений.

Переиздание трудов Тынянова, отвечающее настоятельной потребности современного литературоведения, было начато спустя двадцать лет после смерти ученого, когда была переиздана «Проблема стихотворного языка»: The Hague — Paris, Mouton, 1963, и M., 1965. В издание 1965 г. включены также четыре статьи из состава АиН; оно сопровождалось вступительной статьей Н.Л.Степанова. В 1968 г. вышел сборник «Пушкин и его современники» — первое комментированное издание Тынянова, объединившее три статьи из АиН и пять более поздних; тексты были заново подготовлены к печати, вступительную статью написал В.В.Виноградов. Следует назвать также: Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы. Archaisten und Neuerer. Slavische Propyläen, Bd. 31. München, 1967 (мы не называем здесь зарубежные переиздания и переводы отдельных статей, как и антологии работ 1910— 20-х гг. по поэтике, о принципах составления и научном значении которых см.: T. Todorov. Los formalistes en Occident. — «Poetics», 11.1974).

При отборе текстов для настоящего издания составители имели в виду: 1) завершить начатое в двух названных отечественных сборниках переиздание АиН; 2) приблизить к читателю работы о литературе, оставшиеся за пределами АиН, в особенности статьи Тынянова — критика и полемиста, и рецензии, разбросанные по журналам 20-х годов; 3) собрать работы о кино; 4) опубликовать неизвестные работы из архива Тынянова. В соответствии с этими соображениями в книгу включены десять непереиздававшихся работ из АиН, большая часть критических и киноведческих статей, а также наиболее значительное из неопубликованного наследия ученого. В нее не вошли (кроме статьи «Блок») работы, составившие два указанных переиздания и благодаря этому широко доступные для научного использования, а также некоторые другие статьи и рецензии.

Задачи, поставленные перед собой составителями и комментаторами, как в отношении отбора текстов, так и их комментирования, сделали необходимым выявление основного корпуса рукописного наследия ученого, а также уяснение, хотя бы в общих чертах, состояния его личного архива. Архив Тынянова в значительной своей части погиб в Ленинграде в годы войны. По свидетельству Л.Н.Тыняновой и В.А.Каверина, сохранились лишь те рукописи, которые оставались на квартире Тынянова (и были перевезены после войны В.А.Кавериным в Москву), а также то немногое, что было написано во время войны в Ярославле, Перми и Москве, — некоторые главы и фрагменты третьей части «Пушкина», статьи о Грибоедове (1941—1943) и т.д. Из бумаг, врученных перед отъездом в эвакуацию на хранение Б.В.Казанскому, уцелела часть собранных Тыняновым рукописей Кюхельбекера, которые в 1953 г. были переданы И.Ю.Тыняновой в Отдел рукописей ГБЛ. Эпистолярная часть архива почти полностью погибла. Письма к Тынянову В.Б.Шкловского (31 письмо, копии) — малая доля их обширной дружеской переписки: ответные письма Тынянова, сохранившиеся в архиве Шкловского также не полностью, охватывают период с конца сентября 1923 по 24 апреля 1943 г. и в три раза превышают количество писем Шкловского (ЦГАЛИ, ф. 562. оп. 1, ед. хр. 441, 722—726).

В настоящее время часть рукописей Тынянова находится в ЦГАЛИ (ф. 2224), часть — в архиве В.А.Каверина. Сохранились автографы ряда работ, в том числе некоторых самых ранних опытов (эссе «Некоторые черты поэзии Некрасова», носящее еще ученический характер). Студенческий архив Тынянова, поступившего в Петербургский университет в 1912 г., по его собственному свидетельству, погиб в 1918 г. во время пожара в Ярославле — в том числе «листов 20 печатных работы о 20-х годах» (АК; по-видимому, речь идет о ранней разработке тех вопросов, которые исследованы в «Архаистах и Пушкине»). От этих лет сохранился прочитанный в Пушкинском семинарии С.А.Венгерова реферат «Литературный источник „Смерти поэта”» (опубликован З.А.Никитиной в 1964; рукопись — АК). В архиве С.А.Венгерова (ИРЛИ) обнаружен большой рукописный реферат о «Каменном госте» Пушкина — первый доклад Тынянова в Венгеровском семинарии, прочитанный 20 декабря 1914 г. В том же фонде находится протокол заседания семинария 10 февраля 1915 г., излагающий содержание неизвестного (совпадающего по заглавию с известным) реферата «Пушкин и Кюхельбекер» (текст пока не найден; подробнее см. в прим. к статье «„Аргивяне”, неизданная трагедия Кюхельбекера» в наст. изд.). Протоколы заседаний сохранили также записи выступлений Тынянова-студента на обсуждении докладов, читанных в семинарии; вместе с рукописями его первых работ они могут служить источником для реконструкции ранних научных представлений Тынянова.

Первая из известных нам теоретических работ Тынянова озаглавлена «О пародии». Рукопись этой работы (не связанной с книгой «Достоевский и Гоголь»), датированная автором 1919 г. (АК), показывает, что замысел, осуществленный в 1929 г., в связи с подготовкой сборника «Мнимая поэзия» (Л. 1931), восходит к гораздо более раннему времени. Сохранились также наброски работы об именах и фамилиях в художественных текстах, датируемой приблизительно 1918—1919 гг. (ЦГАЛИ, ф. 2224, оп. 1, ед. хр. 67). Все эти материалы позволили выделить первый — студенческий (1912—1919) период биографии Тынянова, сведения о котором до сих пор были очень скудны и черпались из немногих печатных источников.

Еще в начале 60-х годов в архиве Тынянова были выявлены рукописи статей «Мнимый Пушкин», «О композиции „Евгения Онегина”» (часть незаконченной работы), а в процессе подготовки настоящего тома — другие рукописи начала 20-х годов: вторая половина «О композиции „Евгения Онегина”» и «Тютчев и Гейне» (незаконченная монография), расширившее представление о втором периоде деятельности Тынянова (1919—1924 гг.), характеризующемся наибольшей научной продуктивностью — главным образом в области поэтики и истории русской поэзии. Большой интерес представляет недавно обнаруженная статья «О пародии», существенно дополняющая знание о взглядах ученого в конце 20-х годов. Эти четыре работы, а также ранний вариант предисловия к ПСЯ публикуются в наст. изд. Статья «О пародии» заключает собой период 1924—1929 гг. Границы его мы намечаем исходя из того, что интересы Тынянова в эти годы концентрируются вокруг проблем литературной эволюции, трансформации исходных доктрин Опояза; в эти же годы он выступает как писатель, сценарист и киновед. В последний период (1929—1943) он занят преимущественно художественной прозой и традиционными историко-литературными, биографическими и текстологическими разысканиями.

Среди основных источников к биографии Тынянова-ученого (особенно второго и третьего его этапов) необходимо назвать архивы В.Б.Шкловского и Б.М.Эйхенбаума (ЦГАЛИ, ф. 562 и ф. 1527), а также архив ГИИИ (ЛГАЛИ, ф. 3289), сохранившийся довольно полно, но до сих пор не введенный в научный оборот (отчеты, повестки и протоколы Словесного разряда, анкеты, автобиографии и другие служебные документы.

Рукописи большинства статей, включенных в наст, изд., не сохранились. Работы, входившие в АиН, печатаются по тексту этой книги, наиболее существенные разночтения с первопубликациями приводятся в комментарии. Следует отметить, что корректура АиН проходила в последние дни перед отъездом Тынянова на лечение в Германию. «Я уезжаю, дружок,— писал он Шкловскому в середине октября 1928 г. — Корректурами завален. [...] 250 гранок (статьи)». Издание вышло без надлежащего авторского наблюдения, в нем оказалось немало опечаток и механических ошибок. Некоторые неточности связаны с тем, что первоначальный текст печатался в неспециальных изданиях, в трудных типографских условиях. По свидетельству Н.И.Харджиева («Вопросы литературы», 1966, № 7, стр. 209), подтвержденному в беседах с составителями данного тома, существовал авторский экземпляр АиН, в который Тынянов на протяжении нескольких лет вносил изменения и дополнения. Этот экземпляр не разыскан и, по-видимому, должен считаться утраченным. Составители располагали экземплярами, подаренными автором Б.В.Казанскому, Ю.Г.Оксману и Б.В.Томашевскому с небольшим количеством поправок, относящихся главным образом к статьям, вошедшим в ПиЕС (и учтенных в этом издании).

Тексты, не вошедшие в АиН, печатаются в наст. томе по первым (и единственным) прижизненным публикациям. В комментариях к непубликовавшимся работам даются характеристики рукописных источников. Следует пояснить, что черновые автографы Тынянова — источники текста новопубликуемых в наст. изд. его статей — фиксируют далеко не первую стадию работы автора и, несмотря на незавершенность разработки темы, несут в себе характерные черты тыняновского научного мышления и стиля. Конъектуры немногочисленны (они даны в прямых скобках). В комментарий включались фрагменты, не вошедшие в основной текст, но разрабатывающие нередко «боковые», важные для понимания эволюции взглядов ученого темы, и страницы незавершенных работ, имеющие самостоятельный научный интерес.

Готовя к печати свои работы, в том числе и АиН, автор, насколько можно судить, был весьма мало озабочен тем, чтобы выверить и унифицировать их справочный аппарат. Ссылки обычно давались в сокращенном, рабочем виде, библиографические сведения о цитируемом или упоминаемом источнике часто вовсе не указывались, цитаты нередко приводились по памяти.

Поэтому немалая трудность подготовки настоящего издания в соответствии с современными эдиционными нормами заключалась в том, чтобы, с одной стороны, свести к минимуму вмешательство в авторский текст, а с другой — подать его наиболее удобным для читателя образом. Авторские ссылки оформлены единообразно, в них введены недостающие сведения (выходные данные, номер страницы); ссылки, не принадлежащие автору, как правило, вынесены в комментарии. Однако не всегда было целесообразно отсылать читателя в конец книги и увеличивать комментарии за счет такого рода примечаний. Так, если автор, несколько раз цитируя один и тот же источник и указывая его, оставлял какую-либо из цитат без ссылки,— недостающее указание вводилось нами в его текст под строку. Все подстрочные ссылки обозначены звездочками, примечания комментаторов — цифрами; переводы иноязычных текстов даются под строкой и обозначены цифрой со звездочкой.

Цитируемые Тыняновым тексты писателей XVIII — начала XX в., как правило, приводились в соответствие с современными научными изданиями, но в ряде случаев это было признано нецелесообразным. В статьях Тынянова-критика цитаты из произведений 20-х годов даны по изданиям того времени. Источники цитат, если они не раскрыты автором, указываются в комментариях. В двух работах насыщенных цитатами-примерами, — «Достоевский и Гоголь» и «Ода как ораторский жанр» — решено было ввести в авторский текст сокращенные ссылки на современные издания — с обозначением в прямых скобках тома и страниц: Н.В.Гоголь. Полное собрание сочинений, тт. I—XIV. М., 1937—1959; Ф.М.Достоевский. Полное собрание сочинений в тридцати томах, тт. 1—8. Л., 1972—1973; М.В.Ломоносов. Полное собрание сочинений, тт. 7, 8. М.—Л., 1952, 1959. Сокращенные ссылки на Пушкина в комментариях даны по большому академическому изданию 1937—1949 гг. Авторские пропуски в цитатах обозначаются угловыми скобками при многоточии, пропуски в текстах, цитируемых комментаторами, отмечены многоточием в прямых скобках. Текст, выделенный автором, набран курсивом, разрядка отмечает выделения в цитируемых им источниках. Тынянов весьма часто прибегает к курсиву и кавычкам — это связано с особенностями его стиля, отмеченными им самим в предисловии к АиН. Выделение в тексте какого-либо употребительного термина часто является у Тынянова «анализом» этого термина, данным минимальными графическими средствами.

Тексты в наст. изд. распределены по четырем разделам. В первый раздел входят работы по истории литературы XIX—XX вв., во второй — по поэтике и теории литературы. Граница между теорией и историей у Тынянова 20-х годов весьма условна; условно и это деление. Третий раздел отведен статьям о кино. В приложении печатается незавершенная монография «Тютчев и Гейне», извлечение из которой автор опубликовал отдельной статьей, помещаемой в первом разделе наст. изд., и предисловие к АиН.

Комментарии (помимо расширения и уточнения авторского справочного аппарата) включают библиографические, текстологические и биографические сведения (в том числе архивные), а также материалы, характеризующие научную и литературную ситуацию времени написания и опубликования данной статьи. Большинство работ Тынянова — живое, а в определенных аспектах и остро актуальное научное явление, поэтому комментарий содержит также сведения, позволяющие соотнести идеи ученого с современной филологией. Научная биография Тынянова еще не написана. Немногочисленные работы о нем не предлагают развитой концепции сложного пути исследователя (Тынянову-писателю в этом смысле повезло больше). Комментарии настоящего издания могут служить материалом для биографии Тынянова.

Комментарии к статьям «Стиховые формы Некрасова», «„Извозчик” Некрасова», «Тютчев и Гейне» (статья и монография), «Вопрос о Тютчеве», «О композиции „Евгения Онегина”», «Т. Райнов. А.А.Потебня», «Достоевский и Гоголь», «Предисловие к книге „Проблема стиховой семантики”», «О пародии» — написал А.П.Чудаков.

Комментарии к статьям «Блок», «Записки о западной литературе», «Серапионовы братья», «Георгий Маслов», «„Литературная мысль”. Альманах II», «Петроград. Литературный альманах», «Сокращение штатов», «Журнал, критик, читатель и писатель», «Литературное сегодня», «Промежуток», «О Маяковском», «Иллюстрации» и к статьям о кино — написала М.О.Чудакова.

Комментарии к статьям «Мнимый Пушкин», «„Аргивяне”, неизданная трагедия Кюхельбекера», «Ода как ораторский жанр» и «Предисловию к книге „Архаисты и новаторы”» — написал Е.А.Тоддес.

Комментарии к статьям «Литературный факт». «О литературной эволюции» и к тезисам «Проблемы изучения литературы и языка» написаны совместно тремя комментаторами (что, впрочем, можно было бы сказать о комментариях к каждой из статей тома).

Подготовка текста Е.А.Тоддеса.

На первоначальном этапе подготовки издания в работе принимала участие З.А.Никитина (1902—1973), в течение нескольких лет занимавшаяся рукописями Тынянова и подготовившая к печати тексты ПиЕС.

Составители рады возможности выразить живую признательность тем, кто способствовал работе над этим изданием на всех ее этапах — предоставлением материалов из личных архивов, ценными сведениями и советами: П.Г.Антокольскому, К.П.Богаевской, С.М.Бонди, Т.Г.Винокур, Л.Я.Гинзбург, Вяч.Вс.Иванову, в беседах с которым был обсужден комментарий, прочитанный им в рукописи, А. Ивичу, Н.В.Каверину, Н.И.Клейману, М.И.Маловой, А.П.Оксман, Н.Т.Панченко, Е.В.Пастернак, Е.Б.Пастернаку, К.В.Пигареву, Ю.Н.Попову, А.К.Соловьевой, Р.Д.Тименчику, Л.Н.Тыняновой, Г.С.Файману, Л.С.Флейшману, Н.И.Харджиеву, Т.Г.Цявловской, Е.Ц.Чуковской, В.Б.Шкловскому, М.С.Лесману, Л.Г.Шпет, О.Б.Эйхенбаум, Р.О.Якобсону, И.В.Яковлеву.

Особенная благодарность Н.Б.Волковой за неизменно заинтересованное содействие в работе над документами, хранящимися в ЦГАЛИ.
 


 

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

 
АиН — Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы. [Л.], «Прибой», 1929.
АК — архив В.А.Каверина.
ГБЛ — Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В.И.Ленина.
ГИИИ — Государственный институт истории искусств в Ленинграде.
ГИИИ-1927 — сб. «Государственный институт истории искусств. 1912—1927». Л, 1927.
ГПБ — Отдел рукописей Государственной публичной библиотеки им. M.E.Салтыкова-Щедрина.
Жирмунский — В. Жирмунский. Вопросы теории литературы. Статьи 1916— 1926 гг. Л., «Academia», 1928.
ЗМ — сб. «Задачи и методы изучения искусств». Пг., «Academia», 1924.
ИМЛИ — Отдел рукописей Института мировой литературы им. А.М.Горького АН СССР.
ИРЛИ — Отдел рукописей Института русской литературы АН СССР (Пушкинский Дом).
ЛГАЛИ — Ленинградский государственный архив литературы и искусства.
ЛН — «Литературное наследство».
П-I — П-V — «Поэтика. Временник Отдела словесных искусств ГИИИ», вып. I — 1926, вып. II, III — 1927, вып. IV — 1928, вып. V — 1929.
ПиЕС — Ю.Н.Тынянов. Пушкин и его современники. М., 1968.
П-1919 — «Поэтика. Сборники по теории поэтического языка». Вып. 3. Пг., 1919.
ПСЯ — Ю.Н.Тынянов. Проблема стихотворного языка. Цит. по изд.: М., «Советский писатель», 1965.
ТЖЗЛ — «Юрий Тынянов. Писатель и ученый. Воспоминания, размышления, встречи». М., 1966 (серия «Жизнь замечательных людей»).
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства.
ЭП — Б. Эйхенбаум. О поэзии. Л., 1969.
ЭПр — Б. Эйхенбаум. О прозе. Сборник статей. Л., 1969.

^
 
ОСR - Александр Продан.   Источник текста - Библиотека Александра Белоусенко
Poetica
2005. Ссылка на сетевое издание желательна.
Используются технологии uCoz